– А папа? Он тебя ни разу не мыл? – Нет. – Не брил? – Нет. Я и не хочу. – Почему? – Просто не хочу. Он немного помолчал, потом добавил: – Больно я тебе не сделаю. Ты уже сделал мне больно, – хотел сказать я. Почему-то в тот миг именно эти слова пришли мне в голову. Мне хотелось ударить его ими – этими злыми словами. Я был сам ужасно злой. – Пожалуйста, – попросил он. И вместо того чтобы послать его ко всем чертям, я согласился. Пока меня мыла и брила мама, я научился уходить в себя. Я закрывал глаза и думал о персонажах книги, которую читал. Это помогало выдержать происходящее. Я закрыл глаза. Я чувствовал руки Данте на плечах, теплую воду, мыло, мочалку. Руки Данте были больше маминых рук. И мягче. Он все делал медленно, тщательно, осторожно. Я чувствовал себя фарфоровой статуэткой. Я так ни разу и не открыл глаз. Не произнес ни слова. Я чувствовал, как его руки касаются моей голой груди. Моей спины. Я позволил ему побрить меня. Когда он закончил, я открыл глаза. По щекам его катились слезы. Этого стоило ожидать. Мне хотелось накричать на него. Хотелось сказать, что это я должен плакать. Он так на меня смотрел… Он был похож на ангела. А я в ответ хотел дать ему кулаком в челюсть. Я ненавидел себя за свою жестокость. Девять Спустя три недели и два дня после аварии мне предстояло приехать ко врачу, чтобы он поменял мне гипс и сделал рентген. Отец в этот день взял выходной. По дороге в больницу он много говорил – и это было странно. – Тридцатое августа, – сказал он. Так, это мой день рождения. – Я подумал, может, ты захочешь машину? Машина. Черт. – Ага, – сказал я. – Только я не умею водить. – Научишься. – Ты же говорил, что не хочешь, чтобы я садился за руль. – Я никогда такого не говорил. Это твоя мама говорила. С заднего сиденья я не видел выражения маминого лица. И подняться, чтобы его разглядеть, я тоже не мог. – Так что думает моя мама? – Ты про свою маму-фашистку? – отозвалась она. – Ага, про нее самую. И мы втроем расхохотались. – Ну, что скажешь, Ари? – Голос у папы вдруг стал совсем мальчишеский. – Я бы не отказался от какого-нибудь лоурайдера[26]. – Только через мой труп, – мгновенно отозвалась мама. Я зашелся смехом и не мог остановиться минут пять. Папа тоже рассмеялся. – Ладно, – наконец выдохнул я. – Ты серьезно? – Серьезно. – Я бы хотел себе старенький пикап. Мама с папой переглянулись. – А вот это можно, – сказала мама. – У меня только два вопроса, – продолжил я. – Первый: вы покупаете мне машину, чтобы я не расстраивался, что стал инвалидом? У мамы уже был готов ответ: – Нет. Инвалидом ты останешься еще недели три-четыре. Потом пойдешь на физиотерапию. А потом все наладится. И инвалидом ты не будешь. Просто снова станешь занозой в заднице. Мама никогда не произносила таких слов. Это значило, что она не шутит. – А второй вопрос? – Кто из вас будет учить меня вождению? – Я, – ответили они хором. А я решил: пусть разбираются сами. Десять Я ненавидел удушающую тесноту нашего маленького дома. Он перестал казаться мне домом – в нем я чувствовал себя незваным гостем. Меня бесило, что все меня обслуживают. Бесило, что родители так со мной терпеливы. Честное слово, бесило. Они не делали ничего плохого, просто пытались мне помочь – но я их ненавидел. И Данте ненавидел тоже. А еще ненавидел себя за то, что ненавижу их. Это был порочный круг. Мой личный ад. Казалось, ему не будет конца. Казалось, моя жизнь никогда не изменится к лучшему. Но она изменилась, как только мне поменяли гипс и я вновь смог сгибать колени. Фиделем я пользовался еще неделю. Потом сняли гипс с руки, и я встал на костыли. Я попросил папу убрать Фиделя в подвал, потому что не хотел видеть это дурацкое кресло. Теперь, когда я вновь мог двигать обеими руками, я помылся сам. А потом, открыв дневник, написал: Я ПРИНЯЛ ДУШ! Я в самом деле был почти счастлив. Я, Ари, почти счастлив. – Ты снова улыбаешься, – сказал мне Данте. – Улыбки – они такие. Приходят и уходят. Рука побаливала. Физиотерапевт показал мне, какие упражнения делать. Только посмотрите, я могу двигать рукой! Вы только посмотрите! Однажды проснувшись, я пошел в ванную и уставился на себя в зеркало. Кто ты? Затем пошел на кухню. Мама сидела за столом, пила кофе и просматривала план занятий на новый учебный год.