Я же, блин, хотела доказать ему ровно обратное! Хорошо, что моя мечта — стать дизайнером, а не психологом. Поезд терпеливо дожидается пассажиров. Мы садимся в абсолютно пустой вагон, только один мужик сидит в самом его конце. Мужик настолько красивый и настолько пафосно одетый, что у меня почти не остаётся сомнений: в жизни он бедняк и тот ещё урод. Вадим держит дистанцию, отсел от меня аж на три места в сторону. Это уже раздражает, ну честное слово. Я что, прокажённая какая-то? Я пододвигаюсь к нему вплотную и спрашиваю: — А куда едешь? — К друзьям. Я смотрюсь в отражение в окне напротив и поправляю волосы. — Круто, значит у меня сейчас будет много новых друзей, — говорю я. — Ты что, со мной собралась? — Ну да, а ты против? Вадим молча смотрит мне в глаза. Я прям слышу, как у него шестерёнки в голове крутятся. — Нет, не против, — наконец говорит он. — Пошли, если хочешь. — Вот и хорошо, — отвечаю я. — А ты с какого корабля? — Афродита-1. Да блин, ну он уже надоел со своими односложными ответами. — Мажор, однако! А я с седьмой. — Не повезло, — отвечает Вадим. — С другой стороны, у меня вот нет мольберта. Вадим снова начинает улыбаться. Он становится чуть раскованней, свободно смотрит на меня. Всё-таки я пробила его защиту. — Привет, милаха, — звучит пьяный голос с другой стороны. Ко мне подсел тот самый парень с гипертрофированной внешностью. Он немного шатается, и вообще, мимика у него как у пьяного. — Что тебе надо? Вся моя былая игривость уходит, голос становится резким и почти что командным. Но при этом мне страшно. Конечно, я могу в любой момент выйти. Но дело не в этом. Я хорошо помню таких персонажей. Кто-то просто свистит вслед, кто-то подходит и начинает отпускать сальные шуточки, даже трогать. И никогда это не заканчивается ничем хорошим. Вот теперь меня колотит. — А вот хотел познакомиться, — он обнимает меня, я отшатываюсь к Вадиму. — Бросай своего лоха, пошли потусим. Ты с какого корабля? Он тянет к моим ногам другую руку, такую идеальную, аккуратно стриженную и с с гладкой кожей. Но я вижу уже не её. В голове чётко сложился его реальный образ: кривозубый, с залысиной мерзкий дядька, напившийся до беспамятства. И рука эта мне видится тощей и жилистой, волосатой и с грязью под ногтями. Вадим отталкивает от меня алкаша. Он пошатывается, но не падает. Зато хоть обнимать меня перестаёт. — Так, не борзей, — говорит он. — Иди отключись, в себя приди. Это ж надо так в виртуальности накидаться. За меня заступаются! Уи, класс! — А я и не в виртуальности накидался, — говорит алкаш заплетающимся языком и встаёт. — Я в реальности из своих запасов подбухнул. Ты чё-то попутал, чёрт, да? Давай, раз на раз. — Раз на раз, говоришь? Вадим встаёт и толкает алкоголика. Так, а вот это уже ни шиша не весело. Я отсаживаюсь подальше и прижимаюсь к поручню. Алкоголик бьёт Вадима в лицо, но он блокирует удар, ловит его за руку и заламывает его. — Вали отсюда. — Я те… ща… глаза выколю… поэл? — еле ворочает языком алкаш. Вадим бьёт его другой рукой в нос, и он падает на сиденье. — Ах ты, сука, — алкаш стирает с носа розовую бутафорскую кровь. — Я тя ща урою, мразь. «Пятницкое шоссе», — объявляет женский голос, и двери открываются. — Идём, — Вадим берёт меня за руку, и мы выбегаем из поезда. Алкоголик вскакивает с кресла и бежит за нами, но двери закрываются, и ему ничего не остаётся, кроме как злобно смотреть через стекло и угрожающе проводить пальцем по шее. — Дождёмся следующего поезда, — говорит Вадим. — А если он подсядет на следующей станции? — Больно ему это надо, — отвечает Вадим. Мою руку он при этом не отпускает. Так мы и стоим. Вадим задумчиво смотрит вглубь тоннеля, а я довольно улыбаюсь. Хоть я в этом мире и лишена осязания, рука его кажется тёплой и сильной. Наверное, это глупость, но мне кажется, я влюбилась. #005 // Любовь и война // Аврелия Я отрубаю голову бота, и во все стороны брызгают розовые частицы. Это кровь. Насколько мне известно, в реальности она выглядит совсем не так. Но разработчики хотели сгладить углы и нарочно сделали её нереалистичной. Тем не менее, мне становится немного противно. Кажется, что сейчас меня должно стошнить, но этого, конечно, не происходит. Больше я не нахожусь в постоянном ускорении, а вхожу в него периодически, делая рывки. Удар — ускорение. Я оборачиваюсь и вижу, как в меня летят пули. Мне даже не нужен щит, я уверенно иду вперёд, к противникам, обходя пули, будто несложные препятствия. Выхожу из ускорения — удар, ещё удар, и все боты повержены. Мне интересно побеждать их, обходясь без бластера и волны. Ими пользоваться несложно, для этого не нужны тренировки. Но если что-то с этими скриптами пойдёт не так, мне надо быть готовой к ближнему бою. Ну или если сам враг пойдёт на меня ближним боем, тогда бластер и волна будут не очень удобны, можно навредить себе или задеть кого-то из союзников. Кристина сказала, что тренироваться надо каждый день. И наконец-то мы нашли идеальное место. Мы стоим на поляне посреди леса. Здесь можно посражаться, не привлекая внимания. Кристина, Сергей, Леонид, Даниил и Марс стоят чуть поодаль и наблюдают за происходящим. Кажется, им нравится, как я сражаюсь. Всем, кроме Даниила, конечно. Всё это время он смотрит на меня пустыми и глупыми глазами. Он как зомби, даже говорит что-то редко. Полагаю, когда Вадим его создавал, его разрывало на части от сомнений. И он решил сделать Даниила тихим, незаметным. Чтобы пореже напоминал о себе. — Браво, блин! — кричит Сергей и начинает хлопать. Остальные подхватывают, и я отвешиваю поклон под аплодисменты. Возможно, уместней был бы реверанс, учитывая мой пол, но я сочла свой внешний вид неподходящим для этого. К тому же, мой прототип не стал бы выполнять реверанс. Здесь красиво. Лес нравится мне больше города, он куда более тихий, но, в то же время, и куда более живой. Мне хочется вдохнуть его свежий воздух, но это не представляется возможным. Мне и дышать-то нечем. Исторически лес — место обитания предков людей, поэтому любовь к подобным местам свойственно им эволюционно. Заложена ли во мне любовь к лесам изначально или же я выработала это качество самостоятельно — не уверена. Да это и неважно. Думаю, мне стоит перестать оценивать всё аналитически. Люди так не делают. А если я хочу понять людей, то должна мыслить как они. Амальгама такой и была. Вернее, такая и есть. Как результат, она сошла с ума. Возможно, эмоции сами по себе — маленькое сумасшествие, просто Амальгама получила слишком большую дозу. Человека, который действует нелогично, назовут безумцем, но эмоции — и есть нелогичность. Чтобы быть человеком, мне нужно немного контролируемого безумия. И оно во мне заложено, но я слишком часто опираюсь не на эмоции, а на логику. Их не надо пытаться осмыслить. Надо прочувствовать их и отдаться. Я возвращаюсь к людям и наслаждаюсь своим успехом. Всё-таки моё контролируемое безумие становится всё более приятным. Сначала мне показалось, что эмоции — вещь противная и ненужная, которая только мешает жить. Но теперь они мне нравятся. И почему люди обычно говорят о гордыне в негативном ключе? Признание опьяняет, но я и не против. — Да ты, Кристин, настоящего бота-убийцу сделала, — Марс кладёт мне руку на плечо. — Я бы не стал с ней связываться. Кристина сказала, что мы с ней на равных, а Марса они любят раздражать. К тому же, мой прототип — достаточно грубый персонаж, а значит, я могу выпустить свою нелюбовь к Марсу так, что ни у кого не останется вопросов. — И при этом ты считаешь, что трогать меня — хорошая идея? Я с вызовом смотрю в глаза Марса, и ухмылка с его лица исчезает. Он убирает руку и осторожно отходит. Как же это всё-таки приятно! И чувство стыда совсем не мучает. Но не тревожный звоночек ли это?