– Вероятно, однако мы не всегда можем ее определить. Вот почему мы называем это ортогональным удалением, – пожав плечами, сказала я. – Мы часто наблюдаем незначительные случайные изменения, последствия которых бывают такими сложными, что невозможно сказать, почему они произошли. Анита оторвалась от планшета, на котором вела журнал изменений. – Давайте продолжим. – Она помолчала. – Я помню то время, когда аборты в Соединенных Штатах были узаконены. Двое-трое присутствующих пробормотали: «И я то-же». Такое случалось редко – чтобы сразу несколько человек помнили удаленное событие. По мнению Аниты, это означало, что изменение законодательства об абортах стало результатом многих правок и редактирований и последствия этого ощущались разными путешественниками, столкнувшимися с различными версиями исправленного прошлого. Я в их число не входила. Как и подавляющее большинство жителей планеты, я ничего не помнила о том времени, когда аборты в Соединенных Штатах были законно разрешены. Еще проходя обучение во Флин-Флоне, я дала себе слово во что бы то ни стало отменить эту правку, если меня допустят к путешествиям. Вот что снова и снова заставляло меня возвращаться в девятнадцатое столетие: я придирчиво изучала влияние Комстока, ища трещинки, за которые можно было бы зацепиться. Это была захватывающая историческая проблема, однако мой интерес к ней не был сугубо академическим. У меня были и другие причины, корни которых вплетались в старые чувства. До тех пор пока я снова не увидела концерт «Черной Образины», я полагала, что мне удалось заменить эти мелочные личные устремления высокими политическими целями. Однако теперь я вынуждена была признать, что не могу отделить одно от другого. И, может быть, при правильной стратегии в этом не будет необходимости. – Я считаю, что мне удалось найти убедительные доказательства того, что мы находимся в состоянии редакционной войны с активными противниками путешествий во времени. – Мое заявление привлекло всеобщее внимание. – Я находилась в 1992 году, на концерте рок-группы «Черная Образина». – Я рассказала про последователя Комстока. – Похоже, этот тип и его дружки пытаются осуществить напоследок какие-то редактирования и завершить работу Машин. Вопрос заключается в том… – Подожди, – перебила меня Анита. – С какой стати ты очутилась в 1992 году? Твой период – вторая половина девятнадцатого века. Я смутилась. – Мне сказала отправиться туда Беренис. У нее имелись свидетельства того, что в толпе зрителей ошивались противники путешествий. Примерно в это время «Черная Образина» была у всех на слуху, и отношение к группе было крайне противоречивым. «Борцы с пороками» постоянно выступали на телевидении, обвиняя музыкантов в непристойном феминизме, поэтому те стали настоящими героями панк-культуры. Этот концерт должен был стать приманкой для последователей Комстока, пытавшихся отобрать молодых девушек для одного, последнего, редактирования. Я прекрасно помнила наш разговор на последней общей встрече. Беренис хотела отправиться сама, но она уже «выжгла» почти все девяностые. Одна из проблем изучения конкретной эпохи заключается в том, что Машина не открывает «червоточину» для человека, набравшего время, в котором он уже побывал. Мы называем такие периоды «выжженными»; это очень раздражает, но в то же время не позволяет людям снова и снова возвращаться в один и тот же момент, переживая заново или редактируя конкретный период времени, что неизменно приводило бы к пагубным последствиям. – Беренис? – Си-Эль нервно крутили в руках телефон. – Это еще кто? Она занимается изучением девяностых? – Что вы имеете в виду? Беренис, наша подруга! Она выпустила огромную книгу о гендерных исследованиях в девяностые годы. Калифорнийский университет поместил эту книгу на одно из первых мест в своем осеннем каталоге. – Нет… Я ее не знаю… – Швета, одна из самых трезвомыслящих ученых из всех, кого я знаю, не могла подобрать нужных слов. – Хоть кто-нибудь помнит Беренис? – Страх холодными мурашками пополз по моей спине. Переглянувшись, все покачали головой. Си-Эль снова уткнулись в телефон. – Как фамилия этой Беренис? – Чиччионе. Она ходила… Блин… Она уже много лет ходит на наши встречи… – Поперхнувшись, я осеклась. Постепенно до меня дошло: Беренис отредактировали, стерли. Я с ужасом перевела взгляд на Энид. – Энид, вы же с Беренис… Были так близки… – Что? – шумно втянула воздух Энид. – Этого не может быть. Я не могла потерять… – Умолкнув, она всмотрелась в наши лица. Но мы ничем не могли ей помочь. Как можно помочь человеку скорбеть по дорогому человеку, которого ты не помнишь? – Тесс, – мягко произнесла Швета. – Ты сказала, что она занималась изучением гендерных вопросов? – Да. Она протянула мне свой телефон. На экране был материал «Ассошиэйтед пресс» за 1992 год. Он был посвящен человеку, которого полиция назвала «нестандартной внешности женщиной», убитому у входа в контркультурный бар в Роли. В нем приводилась нечеткая фотография Беренис: копна кудрей, которую ни с чем невозможно спутать, образовывала безумное гало вокруг ее значительно более молодого лица. У меня стиснуло горло. – Ее назвали другим именем, которое она позже сменила, но это определенно Беренис. Ничего подобного еще никогда не происходило. По крайней мере, мы о таком не знали. Я обвела взглядом собравшихся. Возможно ли, что кого-то из нас подредактировали вне линии времени, а мы этого не помним? – Нам нужно вернуться туда и отменить это редактирование! – не задумываясь, выпалила я. – Нам нужно предпринять что-то гораздо более серьезное, – покачала головой Энид, и глаза у нее стали красными. Каждого охватило плохое предчувствие. – Кто способен пойти на подобное редактирование? В буквальном смысле убивая путешественников? – На этот раз вопрос Си-Эль уже не показался наивным. Все мы подумали о том же. – Ты думаешь, это имеет какое-то отношение к тому типу на концерте, последователю Комстока? – задумчиво промолвила Анита. – Беренис послала тебя следить за ним, так? – Да. Возможно, эти подонки сочли Беренис угрозой своему делу. Особенно если знали, что она идет по их следу. И убили ее более молодую версию. Потрясенные Си-Эль заморгали, случайно отодрав страз с ногтя большого пальца. В кои-то веки у них не нашлось вопросов. Анита поборола стресс, перейдя в аналитический режим. – Итак, предположим, что существует группа путешественников, работающих вместе с Комстоком, которые исправляют некоторые из наших редактирований. И некоторых из нас. – Ее голос дрогнул. – Если это часть общего плана – запереть нас в линии времени, которую нельзя изменить, какой цели они добиваются своими редактированиями? Это как-то связано с Комстоком? – Я не думаю, что это сам Комсток. – Я старалась оставаться сосредоточенной, несмотря на нарастающую панику. Кого еще эти люди стерли из наших воспоминаний? – Их журнал был посвящен тому, что женщины не должны получать высшее образование. А тот тип, который говорил со мной… Это был какой-то гибрид речей Комстока и нынешних форумов «Противников семейной жизни». Возможно, они внедряли своих людей в различные движения на протяжении столетий. «Общество борьбы с пороками», основанное Комстоком, успешно запретило аборты и доступ к контролю рождаемости, посему оно притягивает всех, кого интересует период времени, когда ущемлялись права женщин. На мой взгляд, эти люди скоординированно ведут широкую программу редактирования сразу в нескольких интервалах времени. – Что еще нам известно? – спросила Анита, оживленно набирая текст на планшете. Энид откашлялась. – Если вам интересно, почему они оказались именно в 1992 году, знайте, что в тот период особенно активизировались нападки на феминизм. Вероятно, началось все с омерзительных юридических реформ – в первую очередь законов Комстока. – То есть это могут быть «Противники семейной жизни», подонки из настоящего, которые вернулись в прошлое, в ключевые периоды борьбы за права женщин? – спросили Си-Эль. У меня был более важный вопрос. – А что, если они из будущего? – Какая разница? – бросила на меня резкий взгляд Анита. – Это может означать, что им известно нечто такое, о чем не знаем мы. Быть может, они отвечают на грядущую феминистическую революцию. – Грядущая феминистическая революция! Избавьте меня от этого, – презрительно фыркнула Швета. – История так не работает. Каждая так называемая революция в действительности представляет собой долгую, растянутую цепочку глубоких компромиссов и сотрудничества. – Революции случаются. Пусть они занимают много времени, но они приносят кардинальные перемены. – Я поймала себя на том, что у меня пылают щеки. – Иногда мы не идем на компромисс. Иногда мы делаем такие вещи, как отмена рабства и провозглашение всеобщего избирательного права. – И потом на протяжении следующих полутора столетий пытаемся снова превратить чернокожих людей в рабов. – Мы отклоняемся от вопроса. – Устами Аниты всегда говорил разум. – Необходимо признать, что на настоящий момент у нас недостаточно достоверной информации, чтобы понять, из какого времени эти ребята, а в будущее мы отправиться не можем. И все же нам известно, что сейчас они там. Возможно, они действуют напрямую против «Дочерей Гарриэт» или даже против борцов за права женщин в целом. В любом случае, вероятно, этим отчасти объясняется, почему в вопросе права на воспроизводство потомства наши воспоминания так сильно расходятся. – И что мы будем делать? – скрестила руки на груди Швета. – Я отправляюсь в 1992 год, чтобы помешать этим мерзавцам убить Беренис! – Энид буквально трясло от решимости, к которой подмешивались скорбь и ярость. Швета кивнула. – Ты неплохо знакома с этим периодом времени, поскольку путешествовала в восьмидесятые, так что это хороший план. – Тронув Энид за плечо, она добавила, уже без своего обычного нетерпения: – Но будь осторожна. Я задумалась над тем, как Энид перепрыгнет из восьмидесятых в девяностые, и вдруг меня осенила одна мысль. – Я изучала Комстока в восьмидесятые годы девятнадцатого века, но, может быть, мне следует скакнуть вперед. Крупную политическую победу Комсток одержал в 1893 году, на Всемирной выставке в Чикаго. Я полагаю, наши последователи Комстока приложили к этому руку. Думаю, если мне удастся отредактировать тот момент, наступит перелом. – Я не упомянула о другом плюсе того, чтобы отправиться в девятнадцатый век. Архивы Машины во Флин-Флоне до двадцатых годов прошлого столетия велись просто ужасно. Будет легко снова ускользнуть из 1893 года в 1992-й, где я уже засветилась по бумагам как путешественник, изучающий местных музыкантов того времени. Если я проявлю немного хитрости, возможно, у меня появится шанс предотвратить новое убийство. А может быть, и следующее. Кивнув, Анита сделала пометку в планшете. – Наш нынешний грант покрывает еще несколько путешествий в конец девятнадцатого столетия, так что это неплохая мысль. Кто еще хочет высказаться? – Я занимаюсь исследованиями океанических осадочных пород ордовикского периода и происхождением Машины в Ракму[17], – вставили Си-Эль. – Грант сможет покрыть расходы на мой перелет в Иорданию? Ракму находится совсем рядом с аэропортом. Я сомневалась, пока Си-Эль не объяснили несколько странных особенностей Машины в Ракму. Согласно письменным историческим свидетельствам, эта Машина была обнаружена первой, древними набатейцами, когда они выреза́ли город в скалах песчаника в долине в Иордании. Си-Эль прочитали научные работы о новых свидетельствах, указывающих на то, что Машина в Ракму способна влиять на поведение остальных Машин. Если группа сумасшедших экстремистов вздумает запереть линию времени, скорее всего, она сосредоточит свои подрывные усилия на Ракму. – Хорошо, Си-Эль, предлагаю вам разработать протокол, который позволит выявлять тех, кто пытается воздействовать на Машину. – Анита сделала еще одну пометку. После этого встреча быстро завершилась, и мы пообещали друг другу держать всех «Дочерей» в курсе, если у нас появится новая информация. На прощание я крепко обняла Энид. – Я тебе очень сочувствую. – Мне ее не хватает, даже несмотря на то что я ее не знаю. – Лицо Энид напомнило мне разбитое защитное стекло, полностью покрытое трещинами, но каким-то чудом еще сохраняющее свою форму. – Ты это исправишь. Я знаю, что ты сможешь! Склонив голову набок, Энид провела рукой по недавно выбритому затылку. – Я верю, что ты тоже справишься. Желаю тебе благополучного путешествия! Внезапно это простое напутствие показалось мне могущественным талисманом. – И я желаю тебе благополучного путешествия, – сказала я. Моя тревога несколько улеглась. Теперь у меня была четкая цель. За несколько лет работы в 1880-х мне так и не удалось ничего изменить, но теперь у меня появилась надежда. Глава 4 Бет