— Простите, — сказал Тэд. — Мне удалось уговорить обе стороны работать вместе, чтобы добиться хоть какой-то надежды на выживание, — продолжил Доннел. — Через несколько месяцев после этого объединенное правительство Земли наложило новый слой защитной блокировки на портальную сеть. Воспользоваться ей могли только люди из вновь созданного регистра законопослушных граждан, и конечно, члены Сопротивления Земли в этот список не попали. Мы смогли обойти запрет, взломав щит управления межконтинентальным порталом и перепрограмировав его так, чтобы минуя проверку ДНК, включить нелегальный ручной контроль. Тэд странно взвизгнул. — Но перепрограмирование ужасно опасно. Если вы ошибетесь, на другой конец прибудет… не человек. Доннел кивнул. — Риск был оправдан только для самых важных перемещений. К тому времени я уже женился и в любом случае хотел остаться в Лондоне, поэтому передал полномочия своему заместителю в Нью-Йорке. Через семь лет после закрытия Лондона ситуация повторилась и здесь. Мне пришлось рискнуть и спорталиться сюда для переговоров о новом альянсе с бандами Нью-Йорка. Я полагал, что это займет лишь несколько месяцев, но все оказалось гораздо сложнее, чем в Лондоне. Я ощутила глубокое беспокойство, слушая рассказ Доннела о том, как он покинул Лондон и мою мать. Нет, не просто беспокойство, а злость. Доннел никогда не обсуждал произошедшее со мной, но с радостью поделился всеми деталями с абсолютными незнакомцами. — В Нью-Йорке пришлось разбираться не с одной бандой, — говорил Доннел, — а с дюжиной, и все ненавидели друг друга. Каждый раз, когда я думал, что держу ситуацию под контролем и могу спорталиться обратно к семье, вспыхивала новая крупная проблема. Внезапно Доннел повернул голову и со странной настойчивостью взглянул прямо на меня. Я поспешно уставилась на стол. — А, — сказал Тэд. — Так некоторые люди внизу — преступники. — Точно, — подтвердил Доннел. — И что еще хуже, мы потеряли доступ к сети данных Земли в первую неделю после моего прибытия в Нью-Йорк. — Вы имеете в виду, что объединенное правительство Земли наложило защитную блокировку и на нее? — спросил Тэд. — Возможно, есть пути ее обойти. Я услышала какое-то движение, встревоженно подняла глаза и увидела, что Доннел встал и подошел к древнему настенному телику у окна. Он нажал кнопку включения, но ничего не произошло. Доннел вздохнул, стукнул по стене рядом с экраном, тот ожил и показал два слова: «Нет сигнала». В головы моих бабушки и дедушки была внедрена волшебная технология, которая связывала их мозг напрямую с земной сетью данных и давала им мгновенный доступ к информации и движущимся изображениям людей, животных и потрясающих мест. Моим родителям приходилось использовать настенные телики для получения этой информации и видеть изображения глазами, а не разумом. Я же не видела их вовсе. Когда я родилась, настенные телики показывали только два слова: «Нет сигнала». — О, — сказал Тэд. — Нет, это невозможно обойти. Когда вы включаете настенные телики, они автоматически связываются с местной сетью данных, чтобы получить ее программное обеспечение. Если они не могут поймать сигнал, то превращаются в бесполезные куски электроники. Доннел вновь сел. — Я понятия не имею, что произошло, но однажды утром мы проснулись, и все телики и передатчики в Нью-Йорке жаловались на отсутствие сигнала. В Лондоне возникла та же проблема. Она не только отрезала нас от остального мира, но и затронула связь между Лондоном и Нью-Йорком. Теперь мы могли лишь писать друг другу записки и перебрасывать их через портал. Он скривился. — Все это сделало жизнь гораздо сложнее, а в некоторых случаях обернулось катастрофой. Слова, сказанные в гневе, со временем можно простить, но написанное не сотрется никогда. Доннел повернулся ко мне с тем же напряженным взглядом. На этот раз я не смогла его избежать, почувствовала, что краснею, и ощутила облегчение, когда Доннел вновь посмотрел на иномирцев. После краткой паузы он продолжил речь, внезапно отказавшись от подробного объяснения и перескочив от прошлого к настоящему тремя короткими фразами. — Я больше не вернулся в Лондон. Шесть лет назад его накрыл сильный пожар, и нам пришлось рискнуть и спорталить всех оттуда под кров Нью-Йорка. Через две недели после этого все нью-йоркские порталы прекратили работу. Я пыталась понять, что здесь происходит. Почему Доннел представил меня как свою дочь и бросал на меня те странные многозначительные взгляды? Все эти детали о его переезде из Лондона в Нью-Йорк на самом деле предназначены иномирцам, или Доннел рассказывал мне, что произошло между ним и моей мамой? Если это так, то что означает его замечание о словах, сказанных в гневе? Оно относится только к Доннелу и маме или к нам с ним тоже? Он, наконец, поднял тему нашего катастрофического спора и намекнул, что мы можем как-то исправить случившееся между нами? Его способ казался удивительно уклончивым, но учитывая, что мы избегали говорить друг с другом последние шесть месяцев… — Если все порталы прекратили работать одновременно, — сказал Тэд, — то проблема должна быть в главном ретрансляционном центре Нью-Йорка. Глобальная система порталов имеет свой, совершенно независимый источник энергии, и не отключилась бы после оставления города. Если сгорел один из контактов в ретрансляционном центре, его легко можно отремонтировать. Мои пальцы напряженно сжались, и я в тревоге подняла глаза. Если Доннел действительно предназначил все это объяснение для меня, если это его способ робко затронуть запретные темы прошлого, то последнее, что нам нужно — это обсуждение вопроса, как Симус уничтожил ретрансляционный портальный центр Нью-Йорка. — Не так уж легко, — рявкнул Доннел. — Главный ретрансляционный центр разлетелся на несколько сотен тысяч кусков. — О. — Тэд, похоже, приуныл. — Объяснение пойдет гораздо быстрее, если вы прекратите меня перебивать, — прибавил Доннел. — Простите, — во второй раз ответил Тэд. — После нескольких стычек, разделений и слияний нью-йоркские мародеры окончательно сформировали три конфликтующих подразделения, — продолжал Доннел. — Когда прибыли беженцы из Лондона, они и нью-йоркское Сопротивление слились воедино после нескольких начальных конфликтов, а лондонские мародеры остались отдельным подразделением. Он помолчал. — Итак, теперь у меня больше семисот человек, но они разделены на пять почти равных, ужасно независимых групп. Единственная причина, по которой Сопротивление явно возглавляет альянс, в том, что другие четыре подразделения ненавидят друг друга и любые поползновения к власти одного из них мгновенно пресекаются тремя другими. Это достаточно надежно поддерживало мир в лучшие времена, но у нас уже несколько недель ограничения в еде, поэтому все голодны и сердиты. — Когда мы пересекали мост Единства, я видел в реке рыбу, — заметил Тэд. — У вас недостаток еды, потому что вы не умеете ее ловить или потому что загрязнение сделало ее ядовитой? — Местные реки стали заметно чище, когда объединенный парламент Земли-Америки перебрался в Нью-Йорк, — ответил Доннел. — И уровень загрязнения еще больше снизился с тех пор, как город покинут. Даже непредсказуемая погода смягчилась. Здесь сложно выращивать овощи — века строительства, разрушения и нового строительства оставили в почве массу мусора. Но местная рыба и дичь многочисленны и совершенно пригодны для еды. Тэд кивнул. — Значит, проблема в том, что вы не запасаете еду на зиму. Терпение Доннела дало трещину. — Конечно, мы запасаем еду на зиму. Вы считаете нас полными идиотами? — Простите, — сказал Тэд в третий раз. Доннелу потребовалось мгновение, чтобы успокоиться, затем он продолжил речь. — Множество комнат в этом здании было снизу доверху заполнено стазисными ячейками со старыми документами. Мы выбросили бумаги и использовали ячейки для хранения пищевых запасов. В сочетании с постоянной охотой и рыбной ловлей этого обычно хватает, чтобы продержаться зиму, но два месяца назад нас одолела какая-то простуда. Он вздохнул. — С тех пор все или болели сами, или ухаживали за больными. От зимней простуды умерло более тридцати человек, включая отца Лютера, моего лучшего друга и заместителя, Касима. Люди едва успели поправиться настолько, чтобы я рискнул вновь отправить их на охоту, а наши пищевые запасы почти закончились. Он бросил на Тэда многозначительный взгляд. — Последнее, что мне нужно — это чтобы вы трое бродили здесь и требовали еды. Больше никогда так не делайте. Мы накормим вас, когда сможем, но здесь все голодают неделями. Доннел помолчал. — Кроме того, я должен подчеркнуть, что использовал некоторые известные вам слова, дабы объяснить прошедшие события, но здесь слово «мародер» считается оскорблением. Вы никогда не должны его произносить или называть людей преступниками, говорите «мусорщики». Никогда не упоминайте банды — только «подразделения». Запомните это, пожалуйста. Сегодня мне уже пришлось из-за вас ударить человека, а я становлюсь слишком стар для кулачного боя. — Мы постараемся больше не причинять проблем, но почему вы деретесь на кулаках, если вооружены? — Тэд указал на охватывающее правое запястье Доннела оружие, чьи блестящие завитки пересекали тыльную сторону ладони отца и ползли вверх по руке. — Это один из видов специального вооружения, принадлежащего элитным агентам военной безопасности. Вы никогда не служили в армии, не говоря уже о силах безопасности, так как вам удалось его раздобыть? Такое оружие связано с владельцем на всю жизнь и самоуничтожается при его или ее смерти, так что его невозможно украсть. — Мне его дал Касим. Он сам был вооруженным агентом безопасности и украл для меня непривязанное оружие, прежде чем переметнулся в Сопротивление. — Доннел пренебрежительно махнул рукой. — Да, я вооружен, но это не значит, что я могу разгуливать и убивать всех, кто со мной не согласен. Тэд моргнул. — Я не предлагал вам убивать людей. Просто не понял, почему вы должны их бить. — Старая привычка, — объяснил Доннел. — Другие подразделения всегда решали споры за первенство дракой. Изначально в них использовалось оружие, например ножи, но уровень ранений и смертей оказался ужасающим, и я уговорил альянс запретить такие стычки. Как только мы ограничились кулачным боем, умение наносить удары принесло мне уважение и превратилось в самый быстрый способ настоять на своем. Признаю, оружие дает мне огромное преимущество, поскольку очень немногие решаются ударить меня в ответ, и все же я не хочу быть втянут из-за вас в новые столкновения. Доннел встал, и мы поспешили сделать то же. — На сегодня объяснений хватит, — сказал он. — Когда у меня будет время, мне бы хотелось услышать новости о том, как поживает остальное человечество, но сейчас необходимо сконцентрироваться на поддержании мира в этой маленькой его части. Для вашей безопасности я дам вам жилье здесь, наверху. Пожалуйста, не злоупотребляйте моим доверием, разгуливая вокруг и проникая в случайные комнаты. Моя дочь имеет право уединяться в собственной спальне. Тэд смутился. — Мы бы и не подумали… Доннел продолжил, перекрикивая его. — И не покидайте этот этаж без сопровождения. У каждого подразделения есть свое крыло в здании, и они убьют вас, если вы случайно забредете на их территорию. Он повернулся к Лютеру. — Подбери для иномирцев постель и одежду попроще, а затем найди им комнаты. В коридоре Б6 должно быть несколько работающих санузлов. Лютер кивнул и вывел трех иномирцев прочь. Я тоже собиралась уйти, когда Доннел вновь подал голос: — Нам пора поговорить, Блейз. Я бы хотел выпить, поэтому пойдем ко мне. Я шла за ним по коридору, и меня тошнило от напряжения. жфяячх Конечно, представив меня своей дочерью, Доннел не прикажет мне покинуть Сопротивление, но что еще он хочет обсудить? Мы наконец поговорим о наших отношениях, моей матери и, возможно, даже о моем брате? Глава 5 Доннел прижал ладонь к пластине-ключу у входа в квартиру и прошел в комнату, где роскошные кресла окружали испачканный карточный стол, заваленный смятыми бумажными стаканчиками. Прошло шесть лет с тех пор, как я была здесь. Тогда, как и сейчас, тут царил беспорядок. Доннел смахнул стаканчики в урну, сбросил старую куртку с кресла на пол и взмахом руки предложил мне сесть. Я вспомнила, как скрючилась в этом кресле в первый день в Нью-Йорке. Мама умерла. Весь мой мир сгорел. Руки покрылись ожогами от прикосновения к раскаленной крыше. Я превратилась в съежившийся комок горя, кричащий от боли и отчаяния. Доннел опустился передо мной на колени, бормоча успокаивающие слова и аккуратно втирая в руки какие-то лекарства, как по волшебству, снявшие боль.