– Конечно, – моргнул Гудмэн. – Кто ж не знает старика Гиббенвальда? – Он у нас в Оксфорде преподавал историю криминалистики, – тянула слова Алиса, желая упасть со стула и уснуть прямо на полу. – Я знаю его десять лет. Так вот, я послала доктору факс с данными, полученными при анализе ДНК в Москве, – с трупа одной из жертв сняли частицу слюны убийцы. Он ответил мне: данные АБСОЛЮТНО ИДЕНТИЧНЫ с теми, которые извлекли в Лондоне из надкушенной Потрошителем почки. Они не разнятся даже на долю процента. Сэр Гиббенвальд уверен: таких совпадений не бывает. Я не наткнулась на правнука Потрошителя, сэр. Я встретила самого Джека. В комнате музея стало слышно, как тикают старинные часы на стене. – Вы ожидали, что я лишусь чувств, когда вы скажете это, миледи? – осведомился Гудмэн. – По сюжету, наверное, так и требуется. Но должен вам сказать одну скучную вещь: мы с вами не в убогом триллере находимся. – Разве? – изумилась Алиса. – Но некоторые моменты… – Без разницы, – отрезал Гудмэн. – Так или иначе, расклад, миледи, прост до безобразия. В Лондоне доступ к ДНК был закрыт долгие годы. Верно? Значит, подбросить его частицы на труп в Москве никто не мог. Да и как вы это себе представляете – кто-то в музее Скотланд-Ярда тайно свистнул ДНК Потрошителя, разжевал его, приехал в Москву и радостно плюнул на труп замороженной девицы? Ваше начальство уже ничего не соображает. – Никто мне не поверит, – всхлипнула Алиса. – Даже мой бывший муж в ночной беседе высказал мнение, что это у меня глюки от недое… в общем, неважно, сэр. Далее, если верить триллерам, за бредовую идею нас вообще должны отстранить от расследования, а убийца будет меня преследовать. – Не исключено, – насмешливо отозвался Гудмэн. – Но скажу вам одну вещь как англичанин. У нас говорят: если существо выглядит как собака, лает как собака и вертит хвостом как собака – значит, это и есть собака. – Потрясающе! – всплеснула руками Алиса. – Да, – гордо подтвердил Гудмэн. – Признаюсь, у меня самого от ваших выводов голова кругом идет. Одно исключает другое. Джек Потрошитель физически не может быть жив, однако получается, что это так. Что бы я сделал на вашем месте, дабы подтвердить свою теорию? Элементарно. Во-первых, проверил бы все серийные убийства женщин начиная с 1888 года – с какой периодичностью они происходят. Во-вторых, убийца, кем бы он ни был, мечтает всеми фибрами души, чтобы его считали именно Джеком Потрошителем. Вот и отлично. Отбросьте сомнения, бросьте все силы на поиски Джека Потрошителя. И тогда вы его найдете. – Спасибо. – Впечатленная пламенным монологом Гудмэна, Алиса поднялась со стула, с трудом сохраняя равновесие – затекли лодыжки. – Пожалуй, это действительно единственный выход из сложившейся ситуации. Благодарю вас за вашу помощь, сэр Гудмэн. Вы очень много сделали для меня – больше, чем могли. Мне пора ехать в гостиницу – я не спала всю ночь, падаю с ног. – Я отвезу вас, миледи, – джентльменски поклонился Гудмэн. – Не стоит благодарности. Пожалуйста, не споткнитесь о стол у выхода. …Доехали они быстро – Лондон стремительно погружался в ночь. На пустой, сверкающей от дождя дороге мигали огоньками одинокие машины да невесть куда неслись спокойные мотоциклисты, даже не думающие обгонять шоферов. Галантный Гудмэн, невзирая на протесты, дошел до стойки в отеле и подождал, пока ей выдадут ключ от номера. Получив искомое и расплатившись служебной кредитной карточкой, Алиса проводила Джеймса к его машине, подала ему руку, он прикоснулся к ней холодными губами. Было заметно – что-то гложет британца, он не решается сказать заранее приготовленную фразу – видимо, какой-то комплимент. Так и не дождавшись, Алиса повернулась, чтобы идти… – Миледи, – решился наконец Гудмэн. – Слушайте, да на хера вам сдался этот уродский клоповник? Поехали в ночной клуб – будем жрать водку, глотать экстази и зажигать не по-детски! А? Ей-богу, какая ночь, е-мое! Ночь любви! Алиса с ужасом посмотрела на Гудмэна. Сон слетел с нее, как шелуха. – Что с вами? – дрожащим голосом спросила она. – Вы же англичанин… – Англичанин? – переспросил Гудмэн, и тут его окончательно прорвало: – Да знали бы вы, как мне остохренела вся эта псевдобританская херня! Вот почему я должен соответствовать надуманному литературному образу, а? Какой козел придумал этот имидж?! Откройте любой детектив – все англичане в клетчатых костюмах, с зонтиками, в котелках, лаковые ботинки, поклоны, сэры-пэры, миледи-хуеди. Этот пятичасовой чай у меня уже в печенках сидит, вместе с дворецким и овсянкой на завтрак. Я мечтаю о другом стиле! Хочу завязывать волосы в хвост, ходить в майке Helloween и шортах, надевать кроссы, глушить спирт с перцем, драть телку в подъезде без презика, трясти хаером на шоу хэви-метал. Почему мне в этом отказывают? Шерлок Холмс давно умер, его черви съели – так, может, пора уже прекратить следование сучьим колониальным традициям? Он остановился, Алиса готова была упасть в обморок. Выдохнув, Гудмэн стер со щеки внезапно выкатившуюся слезу. Он снял шляпу, церемонно кланяясь, и вновь поцеловал ей руку, едва касаясь дрожащих тонких пальцев. – Доброй ночи, миледи, – произнес британец спокойным голосом как ни в чем не бывало. – Я надеюсь, ваше почивание ничто не омрачит. Хлопнула дверь, и автомобиль исчез в лондонской тьме. Шатаясь, с осоловевшими глазами, Алиса поднялась в тесном старом лифте с треснутым зеркалом на потолке: кабина ехала величаво и медленно, словно гвардеец на параде. Впопыхах начальство заказало ей первый попавшийся отель Strand на одноименной Стрэнд-стрит: обветшалое серое здание викторианской постройки. Войдя в комнату, Алиса убедилась – та явно не стоит полтораста фунтов: обшарпанные стены с потеками, кроватка с покрывалом не первой свежести, не работающая (из экономии) батарея и облупившийся потолок. Бездумно сбросив с себя одежду прямо на грязный пол, она прошла в ванную, включив горячую воду и разом бросив в нее все стоявшие у зеркала флакончики с шампунем. Сейчас она плюхнется в маслянистые волны покрытого пеной, горячего божественного коктейля, и… в этот момент Алиса вспомнила, что забыла «оживить» мобильник: по просьбе стюардессы он был отключен еще в самолете. В костюме Евы метнувшись к сумочке, Алиса начала лихорадочно рыться в ее недрах. Ага! Вот он! Вытянув со дна трубку, она набрала пин-код – дисплей засветился отблесками слабого света, постепенно оживая. «Срочно перезвони», «Перезвони, есть новости», «Перезвони, мать твою!», «Включи телефон, ДУРА!», «Чертова идиотка, где ты ходишь?» – все эсэмэски были от Каледина, их градус накалялся от послания к посланию. Последнее и вовсе содержало только сложные эпитеты в ее адрес, включая нежное пожелание «убей себя об стену». Примерно такое же количество аналогичных сообщений было записано на автоответчике. По голосу Каледина можно было понять – за время ее отсутствия случилось нечто неординарное. – Мерзавец, – скучно сказала она в трубку, и «Нокиа» начала послушно набирать калединский номер: такую голосовую метку она неделю назад поставила для его мобильника. Подождав, Алиса поднесла телефон к уху. «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, перезвоните позже», – услышала она на русском и английском языках. Подождав, Алиса перезвонила дважды. Каледин не отвечал. Глава десятая Корона на заднице (23 февраля, четверг, ночь) Ольга тихо заскулила – вытянув обе руки вдоль офисного стола, она трагически положила на них голову, скулеж перешел в невнятное протяжное мычание. В карих глазах стриженой шатенки с грамотным макияжем на ухоженном лице светились беспросветная тоска и горе. – Ну сколько можно еще, а? – надрывно простонала она. – Доколе? Я домой хочу, в конце-то концов. Ночь на дворе, у меня кот с утра не кормлен. Коллеги предпочли игнорировать ее тяжкие страдания. Схожие чувства обуревали всех сотрудников офиса, но никто не смел ослушаться строгого начальства. Шефу только что звякнули на мобилу из министерства двора, и он вышел говорить в коридор, дабы подчеркнуть этим всю секретность звонка. Впрочем, имя звонившего он произносил очень громко, называя его «ваша светлость» – намек на княжеский титул абонента. – У тебя кот, а у меня мужик, – шепнула на ухо Ольге разбитная соседка Света в черном свитере с глубоким вырезом, на левой груди виднелась татуировка – знак принадлежности к древнему роду дворян Васильчиковых. – Твой-то хоть кастрирован, а мой нет. Не буду кормить – сбежит к девице, которая его будет с ужином дома ждать. Самой тошно. Третий час ночи, а мы еще совещаемся. На улице холод сибирский – у меня потом тачка не заведется. – На черта я пиарщицей стала, блин? – хныкала Ольга. – Лучше бы официанткой. Тут что, принято умирать на работе? Отпустите меняаааа… – Никто тебя не отпустит, – прошипела Света и поддернула рукав свитера. – Сейчас выборы в Думу, шеф предупредил – будем дневать и ночевать в офисе. У нас от партии «Царь-батюшка» заказ по придумке рекламных слоганов, клипов и прочих фишек – вовремя не сдадим, шкуру спустят. Не нравится? Увольняйся, тебя только из-за того, что предки от Рюриковичей род ведут, держать не станут. Ты на Савеловском вокзале давно была? Съезди, посмотри, как светлейший князь Романов в палатке блинами торгует. Ответить Ольга не успела – двери на фотоэлементе раздвинулись, и в кабинет, на ходу выключая телефон, триумфально вернулось начальство – руководитель пиар-агентства Real Crown надворный советник Ярослав Синявский – человек лет сорока, но уже обладающий обширной лысиной. В его правом глазу красовался щегольской монокль (в моду вновь ворвалось ретро), а на левом лацкане пиджака от Хьюго Босса – привинченный значок с дворянским гербом: пушистая лиса, стиснувшая в зубах жирную курицу. Сам Синявский происходил из рабочих, однако после окончания университета получил личное дворянство. Пробивался наверх Ярослав весьма успешно – ему прочили и княжеский титул, и золотой камергерский ключ. – Кофе будет кто-нибудь? – визгливым голосом вопросил Синявский, бессильно рухнув в кресло во главе стола. – Советую заказать – мозговой штурм не закончится, пока мы не придумаем что-то реально крутое. Присутствующие обреченно заказали себе по чашке черного кофе. – Ну что, где сенсации? – выждав минуту, осведомился Синявский. – Как насчет слогана: «Государь – попробуй только ему вдарь!» – робко проблеяла Оля, уже ненавидевшая себя за то, что устроилась сюда работать. – Графиня, вы умом тронулись? – живо отреагировал Синявский. – Такие штуки могут быть расценены как намеренный призыв к очернению имиджа монарха. Тем более что за порчу портретов государя у нас, как в Голландии, отправляют на три месяца в цугундер. А недавно принятый Думой закон регламентирует даже такие сложные вещи, как протирка портрета тряпочкой нужной мягкости, дабы не повредить светлый лик государев. Учреждена инспекция, которая в присутственных местах эти тряпочки проверяет. Нам сразу скажут, что мы Грушевскому продались. Кстати, партия «Царь-батюшка» просила замочить его пиаром, готова оплатить дополнительно. – Развесим плакаты с отвратно гниющей грушей? – предложила Света, намеренно опустив вырез еще пониже – стал виден кружевной лифчик. – Нет, – безжалостно отверг Синявский. – Это уже было. «Не голосуй за грушу, она гнилая» – стикерами все метро обклеили. С грушей особо не поэкспериментируешь: если бы Членский была фамилия, мы б развернулись. Народ огорченно завздыхал. Секретарша разнесла всем кофе. – У меня мысль, – густым басом произнесла Александра Тихоновна, дородная старая дева из разорившихся помещиц. – А что, если постараться популяризировать императорскую корону? Например, сделать ее модной среди девчонок, дабы они кололи игривые татушки у себя на заднице? Ведь, по сути, корона ничем не хуже татуированной бабочки! Но главная мысль – это эмблема партии «Царь-батюшка» вместе со Змеем Горынычем… – Змея Горыныча на любой заднице трудновато будет разместить, – философски констатировал Синявский, вкусив горячего напитка. – Даже на вашей, мадам. Но вот относительно короны – мне эта идея нравится. Матрона задрожала в экстазе от похвалы, уперевшись бюстом в стол. – …Толпы девушек будут носить главный символ монархии под стрингами, в самом сокровенном месте, – развивал далее мысль Синявский. – Каждый секс станет рекламой «Царя-батюшки»: как только девица снимет трусики – вот тебе и реклама, причем самая что ни на есть убойная. Фактически культ божества: когда отрок прикасается губами к попке барышни, тем самым он целует символ империи, автоматически присягая короне, – если верить старику Фрейду, это обязательно отложится у него в голове. Каждая групповуха в свингер-клубе по эффективности равна дорогостоящей телерекламе в прайм-тайм, а все стриптиз-трактиры бесплатно становятся агитационными пунктами партии «Царь-батюшка»! У Синявского дух захватило от небывалых перспектив. – Откроем повсюду кабинки, – вдохновенно продолжал он. – Опытные мастера начнут колоть татушки бесплатно всем желающим. Но зачем же ограничиваться сугубо ягодицами? Давайте заодно и обе сиськи короной украсим, чтобы было разнообразие. Иначе нашу инициативу зарубят на корню: черный пиар конкурентов тоже не дремлет. Эти собаки разом поместят в газетах заголовки: «“Царь-батюшка” оказался в заднице!» – Конкуренты совсем озверели, – поддержала Света, явственно представляя себя совершенно голой, с цветной татуировкой в виде короны на правой груди четвертого размера. – Недавно анонимный автор выпустил книгу «Проект „Республика“», где пишет следующее: хитрецы в Кремле планируют обставить республиканцев, хотят сами возглавить народную революцию и провозгласить государя императора первым российским президентом. Она замолкла, ожидая похвал, однако услышала совсем другое. – Ты перепила кофе, – охладил ее Синявский. – В истории много раз случалось, президент короновался как монарх, например, в Центральной Африке или Албании. Но чтобы он отказался от трона и пошел на открытые выборы – да чего, царь совсем умом тронулся, что ли? Добровольно корону никто на гвоздик не вешает. Будь у нас республика, все политики перегрызутся на фиг, если по голове монарший скипетр не станет стучать, – натура у людей такая. Россия – чересчур консервативная страна, ее невозможно представить иначе как монархией. Зеркальный пример – Британия. Ты только погляди, республика там не прижилась, а между тем дворянские понты, любовь к старым символам и пристрастие к титулам ничуть не хуже наших. Кроме того, сторонники империи сейчас умнее, они понимают: только с хоругвями шляться да «Боже, царя храни» петь мало, это впечатляет лишь бабушек-ветеранш из женского батальона Зимнего дворца. На прошлые выборы в Думу чиновники из министерства двора какой супер придумали? Рекламу для молодежи: мол, только при царе разрешено травкой раскумариваться. Суть идеи: чуваки с короной на голове – лихие продвинутые перцы, что у нас, что в Голландии министры на заседания с косячками за ухом приходят. А победят республиканцы – торговля шмалью накроется медным тазом, как в Северо-Американских Соединенных Штатах. Тинейджеры валом голосовать ломанулись – кто ж хочет косячок потерять? Света молчала, задавленная суровой тирадой, чашка в ее руках дрожала. – У меня тоже насчет рекламного ролика есть одно соображение, – разминая в потных от волнения пальцах записку, подал голос новый менеджер – двадцатидвухлетний Матвей. – Чтобы в стиле банка «Полуимпериалъ»: славянское фэнтези со спецэффектами, пипл такие вещи обожает. Статный государь в богатырских доспехах скачет по полю на белом коне, а навстречу ему выскакивает маленький и омерзительный японский самурай с мечом… – Не пойдет, – флегматично заметил Синявский, потянувшись за печеньем. – Политика, малыш, очень сложная вещь. Ты прав, у нас с Японией тяжелые отношения: мы заявили, что считаем Южный Сахалин своей территорией, не признаем Портсмутский мирный договор 1905 года28. Далее по привычной схеме: кадетские движения закидывают яйцами японское посольство, главный санитарный врач (барон Нисин) находит вредные вещества в холодильниках «Сони» и радиоактивные излучения в ТВ «Панасоник». Даже утюг «ДжиВиСи» запрещают по причине, что его используют для пыток братки дона Бигганова, дабы сломать хребет организованной преступности. Ну и венец всему – половину столичных суши-баров прикрыли: и лосось оказался несвежий, и рис просроченный, и васаби – из рязанской редьки. Знаешь, в чем подвох? За месяц до выборов японский император позвонит государю, они помирятся, рекламу с самураем снимут, а мы пролетим с баблом. Посему вариант с японцем пока отложим. – Тогда давайте так сделаем, – не унимался Матвей. – Простой, незамысловатый рекламный ролик. У Госдумы стоят мастеровые в замасленной одежде, бородатые крестьяне с плугами, упитанные розовощекие лавочники, многодетные матери, детишки в носу ковыряют. И тут раскрывается дверь, выходит государь в горностаевой мантии, улыбается всем родной такой улыбкой, простирает руку и говорит ласково: «Велкам!» – Фигня, – сокрушил юношеский креатив Синявский. – Какой, в жопу, велкам? У нас подъем державного патриотизма, мы стараемся избавляться от иностранных слов, а тут такая лажа. Читал свежие рекомендации министра просвещения? Его превосходительство рекомендует называть Интернет «общесетью», мобильник – «рукотрепом», о’кей – «гой еси», автобус – «самоездом». Я думаю, чиновники просто поседели уже. Кроме того, английское выражение в свете нашей грызни с Британией неуместно. – Гой еси, – послушно кивнул Матвей. – В таком случае у меня все. Еще пятнадцать минут ушло на уточнение деталей насчет проекта татуировок на девичьих задницах, а также обсуждение сценария видеоклипа, в основу которого легла первоначальная мысль Матвея. В ходе яростного мозгового штурма сотрудникам Crown удалось выработать, по словам Синявского, «суперски креативную вещь». Начало ролика оставалось прежним: статный государь в богатырских доспехах, в остроконечном железном шлеме выезжал во чисто поле на слоне (слон куда мощнее «избитого» белого коня, к тому же это прозрачный намек для Запада на возможный альянс с Индией), снимал головной убор и истово крестился на белоснежную пятиглавую церковь. Из чиста поля били, играя на солнце янтарем, фонтаны чистейшего меда. Каждую секунду вокруг императора из воздуха материализовались люди: девицы в традиционных, но смелых мини-сарафанах, румяные воины с автоматами Федорова, ограниченное количество калмыков и якутов в национальных одеждах, клерки в отглаженных костюмах, пчеловоды с сеточками на лицах и могучие жнецы с серпами в руках. Между золотыми куполами храма искрой вспыхивало радужное сияние – в отблесках появлялся Иисус Христос, держа во рту гвозди, он деловито прибивал на церкви растяжку: «Голосуйте за партию помазанника Божьего». В финале по экрану искрой пролетала надпись: «“ЦАРЬ-БАТЮШКА” – ПОЧУВСТВУЙ НАШУ ЛЮБОВЬ!» Довольный Синявский пообещал: если рекламу отвергнут, они смогут подкорректировать ее на компьютере и спихнуть любому мясокомбинату, стоит лишь заменить выезд на слоне на изображение сорта колбасы. Света и Оля выбрались из офиса, кутаясь в короткие полушубки из песца, едва прикрывавшие колени. Света с великим усилием открыла машину замерзающими пальцами – она попыталась завести мотор, но с первого раза это ей не удалось. Дожидаясь, пока подруга справится с управлением, Ольга бессильно закурила, разглядывая окрестности. Через дорогу располагался круглосуточный суши-бар «Цусима», у витрины которого, леденея на ветру, самоотверженно стоял пикет молодежной монархической организации «Лейб-гвардия», призывающей православных «отказаться от японских харчей». Им повезло: из бара вышел студентик в форменной фуражке, несущий с собой пакет и пластмассовые мини-лапти для еды. Участники пикета, надеясь согреться в движении, атаковали его с трех сторон: кто-то пихал студента в грудь, кто-то спрашивал про совесть. – Японец хренов! – прорезал мрачное шоссе яростный девичий голос. – Да какой я японец? – мямлил студент, отступая к витрине. – Русский я… Оппонентов это ничуть не смутило. – Так что ж ты, собака, суши-то жрал, если русский?