— Видите ли, наверное, я все-таки слишком старомодный человек, — признался он. — И потом, понадеялся на секретные замки, на соседей. Короче, проявил непростительное легкомыслие… — О том, каковы размеры похищенного, не спрашиваю, — сказала я. — Но что говорит милиция? У них есть какая-нибудь зацепка? Адвокат скептически улыбнулся. — Если меня что-то и раздражает больше, чем наши газеты, — провозгласил он, — так это наша милиция! Право, об этой структуре не стоит говорить всерьез. Уверен, они будут последними, кто узнает имя грабителя! — Ну, вы, наверное, все преувеличиваете, — возразила я. — Пожалуй, именно милиция располагает теми возможностями, которые позволяют раскрывать квартирные кражи. Сеть осведомителей, например… — Не смешите меня! — отмахнулся адвокат. — Разумеется, я написал заявление, но думаю, что на моих денежках можно поставить крест. Если даже вора найдут, похищенное уже расплывется. Во всяком случае, большая его часть. Вы это знаете не хуже меня. — И все-таки не стоит отчаиваться, — произнесла я стандартную формулу утешения. — Наверняка уже приняты какие-то меры. — Разумеется! Милиция пишет бумаги! — саркастически ответил Григорович. — Я сам подписал не меньше десятка протоколов. А что толку? Вы знаете, что только за последние месяцы при схожих обстоятельствах было ограблено шесть квартир? Хозяева уезжали, а воры спокойно обчищали освобожденную площадь. И сколько, вы полагаете, таких преступлений было раскрыто? Ни одного! У милиции стандартный ответ: ставьте квартиру на сигнализацию! Но ведь это тоже не слишком дешевое удовольствие, и какая гарантия, что вор не сумеет нейтрализовать эту сигнализацию? Сейчас развелось столько умельцев… — А многие ли знали, что вы собираетесь уезжать? — спросила я. — Да масса народу! — с чувством произнес адвокат. — Я далек от мысли подозревать кого-либо, но, разумеется, мой отъезд не являлся ни для кого тайной. Но ведь, понимаете, я езжу отдыхать каждый год, и всегда как-то обходилось! — Воздерживаюсь от комментариев, — вздохнула я. — Так вы говорите, в последнее время ограбили многих таких отдыхающих? — Вот именно! И не только отдыхающих, — сказал Григорович. — Например, человек убывает в длительную командировку… Грабители-профессионалы ведь постоянно собирают информацию. Не удивлюсь, если у них существует что-то вроде разведывательного отдела. — Лично я не слишком верю в организаторские способности наших преступников, — заметила я. — Но, безусловно, вор охотился за информацией. А что — ограбили ваших знакомых? — Нет, об этих ограблениях мне сказал следователь, — ответил Григорович. — Наверное, хотел меня утешить. Почерк, говорит, сходный. Так что не я один пострадал от этого мерзавца… — А у вас имеются соображения насчет того, кто бы мог навести на вашу квартиру? — спросила я. — Может быть, старый недоброжелатель? — Когда поживешь с мое, — улыбнулся адвокат, — таких недоброжелателей наберется полгорода. Выбрать кого-то одного слишком сложно. Мы немного помолчали, а потом я все-таки решила спросить у Григоровича о его отношениях с гражданкой Самойловой. Адвокат наморщил лоб, припоминая, и отрицательно покачал головой. — Не знаю такую, — сказал он. — Ни разу не слышал. А почему вы решили, что я должен быть с ней знаком? — Она носила в сумочке листок с вашим адресом, — объяснила я. — Может быть, ваша клиентка? — У меня нет никаких клиентов! — сердито сказал Григорович. — Я давно уже не практикую, только числюсь консультантом при городской коллегии адвокатов. И уж точно не принимаю никого частным порядком. — Странно, — заметила я. — Если у вас нет клиентов, откуда и зачем у этой женщины ваш адрес? Григорович с беспокойством посмотрел на меня. — Постойте! Значит, получается… А где вы вообще выкопали эту Самойлову? — Случайность, — сказала я. — Эта женщина попала под машину примерно неделю назад. А мой знакомый отправил ее в больницу. Ну и заглянул в сумочку. Он даже заходил к вам домой, полагая, что вы являетесь родственником этой женщины. Но вы были уже в отъезде. — Нет у меня таких родственников! — отрезал Григорович. — Так вы говорите, эта женщина попала в больницу? — Да, у нее довольно тяжелые травмы, — сказала я. — Пролежит не меньше двух месяцев. — Любопытно, — покачал головой адвокат. — Мне действительно любопытно, откуда у нее мой адрес. А где теперь эта сумочка? — Мы вернули ее хозяйке, — объяснила я. — Полагаю, она с ней в больнице. Вас что-то беспокоит? — Еще бы! — с чувством произнес Григорович. — Теперь меня беспокоит абсолютно все. Если вашу квартиру обчистили, а адрес известен черт-те кому — поневоле забеспокоишься!.. Знаете, я хотел бы взглянуть на эту бумажку! Она написана от руки? — Да, от руки — простым карандашом, — ответила я. — Написана так, словно человек писал второпях, хотя, возможно, это просто особенность почерка… — Я хочу взглянуть на этот почерк! — загорелся адвокат. — На почерк у меня профессиональная память. Если он мне знаком, я сразу скажу, кто писал. — А если не знаком? — поинтересовалась я. Григорович сделал эффектный жест рукой. — Тогда я спрошу эту даму, откуда у нее мои координаты! — решительно заявил он. — Не с неба же они свалились! Посмотрим, что она ответит. — Полагаете, это может быть связано с ограблением? — спросила я. Григорович несколько потух и сказал уже не так уверенно: — Нет, я ничего не утверждаю… Раз вы говорите — тяжелая травма… Да и вообще, может быть, все это объясняется совершенно банально… Но поинтересоваться же не мешает, как вы думаете? — Совершенно с вами согласна, — сказала я. — Мне эта женщина тоже незнакома. Наши пути пересеклись абсолютно случайно, но она чем-то меня заинтриговала, несмотря на свою внешнюю заурядность. Если бы вы сумели разобраться со своим адресом, это сняло бы вопросы, которые не дают мне покоя. — Вам-то чего беспокоиться? — снисходительно обронил Григорович. — Это в моем случае… как говорится, обжегшись на молоке, дуешь на воду. Однако скажите мне, в какой больнице находится эта женщина? Хотелось бы поскорее ее увидеть. — Может быть, съездим к ней вместе? — предложила я. — Это было бы очень удачно. Григорович на секунду задумался. — Вообще-то я собирался уходить, — сказал он. — Но раз уж такое дело… — Я на машине, могу подбросить вас потом куда потребуется, — сказала я. — В самом деле? — оживился Григорович. — Буду вам очень благодарен. Тогда никаких вопросов — я готов. Но нас пропустят к больной? — Не волнуйтесь, — ответила я. — У меня там врач знакомый. Глава 4 Вот так и получилось, что я вернулась туда, куда возвращаться не собиралась. Это говорит о том, что зарекаться не следует ни при каких обстоятельствах. Пользуясь формулой Джеймса Бонда, это можно изложить так: никогда не говори «никогда». Увидев меня, врач Александр Михайлович расплылся в широкой улыбке. — Я знал, что опять вас увижу! — заявил он. — Ей-богу, было такое предчувствие всю неделю! И еще говорят, что телепатии не существует… Какими судьбами к нам — просто соскучились или есть дело? — Скучать нам некогда, — улыбнулась я. — Нам с Арнольдом Львовичем хотелось бы взглянуть на вашу пациентку. Александр Михайлович сдержанно раскланялся с Григоровичем и опять обернулся ко мне. — Взглянуть на пациентку? Ах, вы, наверное, имеете в виду Самойлову? Принесли еще какое-нибудь имущество? — Нет, на этот раз мы с пустыми руками, — сказала я. — Хотя, наверное, следовало бы, отправляясь в больницу, запастись каким-то гостинцем. Но мы слишком спешили… — И чем вам так приглянулась эта Самойлова? — с легким недоумением спросил Александр Михайлович. — Между прочим, совершенно вздорная баба! — Он испуганно посмотрел на адвоката и с тревогой сказал: — Простите, что я так выражаюсь — надеюсь, это не ваша родственница? — Бог хранил от таких родственников, — холодно сказал Григорович. — Просто меня интересуют некоторые обстоятельства. — Что ж, это вполне уважительная причина, — кивнул врач. — Так мы можем взглянуть на Самойлову? — нетерпеливо спросила я. — Как она вообще себя чувствует? — А что ей сделается? — благодушно сказал Александр Михайлович. — Как говорится, состояние соответствует тяжести полученной травмы. — Но хуже ей не стало? — забеспокоилась я. — Ну что вы! Просто прошло еще слишком мало времени, чтобы говорить о результатах лечения. Единственное, что можно утверждать определенно, — непосредственная опасность позади. Теперь все зависит от самой пациентки, от ее воли к выздоровлению. Но у этой женщины, скажу вам по секрету, воля просто стальная. Видели бы вы, как она гоняет медперсонал! К ней уже боятся заходить в палату. — Ну, мы все равно попробуем! — сказала я. — Можем даже сделать это без вас. — А я все-таки составлю вам компанию, — заявил Александр Михайлович. — Кто знает, когда вы еще здесь появитесь! — При этих словах он слишком выразительно посмотрел на меня, но я сделала вид, что не замечаю этого взгляда. Кажется, Александр Михайлович относился к тому типу мужчин, которые наиболее уверенно чувствуют себя в пределах своей епархии, но на большее не дерзают. Такие мужчины меня никогда особенно не увлекали. Впрочем, запретить ему сопровождать нас я не могла, и в палату Самойловой мы заявились втроем. Больная находилась в той же позиции, что и неделю назад, — закованная в гипс и растянутая противовесами, она беспомощно лежала на спине и негодующе смотрела в потолок. Правда, кое-какие изменения имелись: исчезли повязки на лице, и теперь Татьяна Михайловна могла созерцать мир обоими глазами. Лежать ей, наверное, было уже невмоготу. Когда мы вошли в палату, она живо повернула голову в нашу сторону и даже попыталась приподняться, опираясь на здоровую руку. Мне показалось, что меня Татьяна Михайловна не узнала.