Хотела сказать, что жизнь в вечном страхе, в метаниях, в отчаянном поиске выхода – это не жизнь. Но слова застряли в горле, когда Риган осторожно нашел мою ладонь, погладил пальцем запястье и произнес: – Тем ценнее твоя жизнь. Чудо ее спасло или случайность, но это знак – нужно бороться. В груди болезненно защемило, а на глаза навернулись слезы. Хорошо, что в темноте Риган не мог видеть чувств, которые вдруг оказалось так сложно скрыть. Все из-за этого места. Здесь все началось и, не будь рядом Ригана, боюсь, могло и закончиться. Ведь с каждым днем все невыносимей жить с гнетущим грузом на душе. Просыпаться с мыслями, что любой день может стать последним. Корить себя за совершенную ошибку и бояться сделать новую. Сойти с ума, поддаться Тьме и, лишившись всякой человечности, забрать с собой другие невинные души. Не проще ли сделать всего шаг и освободить от страха и ответственности столько сердец? Вместо ответа на свой вопрос кротко взглянула на Ригана, и моих губ тут же коснулась улыбка. Несмотря ни на что, вместе мы уже прошли немалый путь. Отыскали новые зацепки, научились понимать друг друга и, кажется, влюбились. Слишком быстро? Возможно. Но разве у меня достаточно времени, чтобы отрицать очевидное и бегать от самой себя? – Ты прав, – прошептала, проглотив слезы. – Нужно бороться. Как и в тот раз, когда я была на этом холме одна, мы запустили в небо сигнальное заклинание. И так же, как в прошлый раз, портальщик проигнорировал просьбу об открытии обратного прохода. Нам оставалось только ждать, когда служитель академии соизволит заметить наш сигнал, и верить, что случится это чудо раньше, чем окоченеем под пронизывающим осенним ветром. Укутавшись в плащ, я села на край обрыва и свесила ноги. Было в этом хождении по грани нечто чарующее и символичное, отчего в душе все переворачивалось, а грудь изнутри щекотали бабочки. Риган застегнул под горло плотную кожаную куртку и опустился рядом. Наши плечи соприкоснулись, а взгляды устремились в ночное небо. Мы сидели, не говоря ни слова. Болтали ногами над пропастью, искали звезды и иногда ближе склонялись друг к другу, чтобы согреться. Но ни я, ни Риган не пытались предпринять что-то большее. Хотя мне ужасно хотелось спрятаться в его объятиях. Что-то изменилось во мне, в нас в ту ночь, когда Риган ценой всего спас меня от онейры. Тогда он рассказал, что помнит меня с детства, а его заклинание, звездная бабочка, стало самым искренним признанием в чувствах. – Почему ты решил стать охотником? – спросила, глядя в черную бездну, раскинувшуюся под нашими ногами. Риган вскинул голову к небу и чуть наклонился назад, опершись руками о землю. Его грудь вздымалась от глубокого дыхания, а лицо в лунном свете казалось сотканным из звездной пыли. – Отец всегда говорил, что я должен быть мужчиной и что он хочет гордиться мной, – окунувшись в воспоминания, проговорил Риган. – Ты хотел ему угодить? – спросила осторожно, заслужив слабую улыбку в ответ. – Конечно. Я уважаю своего отца и всегда мечтал быть хоть капельку похожим на него. Даже хотел поступить в Имперскую академию, чтобы затем войти в Совет. Я смотрела на Ригана с восхищением и завистью. Столько любви и обожания было в его словах, что невольно задумалась о своей семье. Точнее, о ее осколках – ничтожных и бесполезных. – Да, мой отец – охотник и в Совет попал случайно. Но я жаждал пойти по его стопам и занять место среди самых влиятельных людей Империи. – И вот ты здесь! – не удержалась от комментария. Мы оба тихо прыснули, обменявшись улыбками. – Только потому, что понял, что значит быть мужчиной. – Даже в темноте заметила ямочки, которые обозначились под острыми высокими скулами. – Не власть делает тебя мужчиной и не сила, а способность защитить и стать опорой. Задумчиво кивнула, поправила выбившуюся прядь за ухо и тяжело сглотнула. Риган говорит правильные вещи, но, выходит, мой отец настоящим мужчиной никогда не был. Бросил нас с мамой, когда мы нуждались в нем больше всего. Выбросил из семьи меня, чтобы не мозолила глаза и не терзала сердце схожестью с погибшей женой. Я крепко стиснула челюсти, сжала кулаки. Магические сферы давно потухли, и Риган не заметил во мне перемен. Он смотрел в чистое небо, и отражения звезд яркими искрами танцевали в его глазах. – Однажды к нам в дом ворвался взбешенный крикун. Это сейчас я понимаю, что есть твари гораздо опаснее, но, когда был ребенком, ужасно испугался. Поэтому отец, в одиночку отбившийся от чудовища, стал для меня героем и примером настоящего мужчины. Я понял, что хочу защищать людей, и именно в этом видел свой долг. Вот почему я поступил в Академию изгнания. Притихла, не сводя глаз с напарника. Слушала, затаив дыхание. Риган будто открывался для меня с новой, казалось, никому не известной стороны. Дагер больше не казался ветреным прожигателем студенческих лет. Я понимала, что этот образ выдумала сама и была не права. Меня обманули внешность, статус и богатство, за которыми к Ригану тянулись столь многие. Глядя на вечные толпы вокруг Дагера, на его популярность, к которой он даже не стремился, я нарисовала свой облик Ригана и заведомо вычеркнула его из своей жизни. Как же я ошибалась! Сама создала маску для другого человека и даже не попыталась заглянуть под нее, чтобы увидеть истинное лицо. Кто знает, если бы я не стала темератой, если бы не наша связка, сумела бы разрешить себе разбить все маски, стереть иллюзии и взглянуть правде в глаза? Вряд ли. Я бы так и продолжила избегать Ригана, считая его популярной и симпатичной пустышкой. Мы бы окончили академию и разбрелись по миру, а я бы так никогда и не узнала, что мальчик с ярмарки вырос и стал мне лучшей опорой, чем родной отец. А даже если бы Риган признался, не поверила бы. Махнула бы рукой и уехала куда глаза глядят. Но теперь у меня нет причин сомневаться, даже несмотря на то, что вслух никто из нас ни в чем не признался. Мне слова Ригана не нужны – за него сказали поступки. Да и ему мои исповеди ни к чему – если мы не найдем лекарство, чувства умрут вместе со мной, едва родившись. – Он гордится тобой, – произнесла едва слышно. Риган перевел на меня взгляд, сияющий от звезд, и улыбнулся: – Знаю. И бесконечно это ценю. Повисло молчание, а воздух вокруг будто сгустился. Сердце в груди затрепетало, словно вот-вот должно было произойти что-то очень важное. Я застыла, глядя, как Риган медленно наклоняется ко мне. Наши глаза встретились, и он замер. Даже в темноте я видела каждый миллиметр его лица, что вдруг оказалось так близко к моему. Мне ужасно хотелось коснуться его. Очертить кончиками пальцев высокие скулы, волевой подбородок, дотронуться до мягких губ и густых ровных бровей. Меня тянуло к нему, тело просило тепла. Хотелось податься вперед и спрятать лицо на груди охотника, прижаться к нему и хотя бы ненадолго забыть, что без лекарства, как цветок без воды, все это обречено на гибель. Но я не могла сделать первый шаг. Стыдилась, что так долго была слепа и предвзята. Боялась дать надежду, а потом ранить своим уходом. – В кабинете ректора ты говорил, что твой отец оказал Френелю какую-то услугу. – Голос вспорол ночную тишину и разрушил магию момента. – О чем шла речь? Риган отпрянул, а я прикусила губу. Ну и зачем это сделала? Ляпнула, не подумав! – Ничего такого, – вяло отмахнулся он и стыдливо отвернулся. Я ощутила укол совести и горькое сожаление. Сама ведь хотела его обнять! А теперь растоптала чудесную атмосферу, испугавшись первого поцелуя! Руки чесались хлопнуть себя по лбу от негодования, но Риган не дал мне с головой нырнуть в самоуничижительные мысли и продолжил неловкую беседу: – У ректора Френеля были проблемы в семье. Ты, наверное, знаешь, – сказал он между делом, а я натянуто кивнула. Уж я-то знаю об этом как никто другой! – Время, когда он стремился занять ректорский пост, как раз совпало с появлением первых жертв Тьмы. Его семья, жена и дочь, погибли, и это вызвало шумиху. Слова охотника моментально оживили в памяти тот роковой день. Сердце сковало холодом, в горле застыл горький ком. – Вот как… – протянула, ощутив, как меня начинает колотить крупная дрожь. Риган, к счастью, не различил в голосе тоски. Он не понял, почему я оказалась так потрясена, а я не пыталась пояснить. Это никому из нас не нужно. – Ясное дело, что с таким пятном в прошлом сложно самому занять управляющий пост, – продолжил пояснять Риган. – А во время учебы в академии мой отец и господин Френель, так уж вышло, были дружны. Когда старый товарищ обратился за помощью к отцу, он уже состоял в Совете. Дальше дело за малым – замолвить пару слов перед нужными людьми. Вот и все. Я обдумывала каждое слово, сказанное Риганом. Сознание затуманилось, мысли сплелись в тугой комок. – Выходит, твой отец помогал ректору еще и с документами? – спросила, пытаясь выровнять сбившееся от волнения дыхание. Риган бодро кивнул, глядя куда-то вдаль. – Разумеется. Поэтому, можно сказать, ректор в долгу у моей семьи. Сцепила дрожащие пальцы в замок и постаралась успокоиться. Я гнала от себя навязчивые догадки и старалась не думать о том, кто именно помогал господину Френелю стереть мое имя из семейного древа. О том, кто заменил мои документы и кто знает, что Аста Навье – на самом деле Аста Френель. – Риган, – позвала чужим, скрипучим голосом. Парень обернулся, быстро стянул с себя куртку и накинул на мои плечи. – У тебя голос осип, – пояснил он быстрее, чем успела запротестовать. Не стала отнекиваться, тем более мне выгодно, чтобы охотник мое волнение не замечал. Однако теплее от дополнительного слоя одежды не стало. Я мерзла изнутри. – Ты бы смог отказаться от своего ребенка? – слова снова сорвались с пересохших губ быстрее, чем успела прокрутить их у себя в голове. Риган непонятливо нахмурился и застыл, глядя на меня цепким взглядом. Он ждал пояснений. – Ты бы стал менять имя, допустим, своему сыну и делать вид, будто его не существует? – Казалось, каждая фраза все глубже зарывает меня. Боялась, что лицо Ригана так и останется непроницаемым, пустым. Еще больше пугало, что он догадается и осудит. Но я никак не ожидала, что он без капли сомнений скажет: – Да, если бы от этого зависела его жизнь. Я бы сделал это, чтобы спрятать своего ребенка.