– Просто конспект, – растянула губы в подобии улыбки и спрятала плоды бесполезных исследований под учебник. Не нужно Эйлин знать о моих метаниях. Она верит в исцеление, надежда для нее – воздух, без которого девушка быстро захлебнется ядом тоски. Эйлин доверчиво кивнула и снова устремила взгляд к кафедре, за который профессор Фармон, уже знакомый мне артефактор, рассказывал об амнезисах силы: – Этот артефакт способен стирать магический след. – Старик поднял заклинанием небольшой предмет, напоминающий вазу или горшок, и с помощью левитации пустил его по рядам студентов. Мимо нас с Эйлин проплыл зачарованный сосуд, который внешне казался абсолютно обыкновенным. Почти все артефакты выглядят крайне непримечательно, но большинство из них стоит баснословных денег. Эти простые на вид вещи таят в себе огромный магический потенциал. – Амнезис накапливает остаточную магию владельца, которая может иметь отпечаток чародея, применившего любые чары. Достаточно оставить артефакт там, где нужно «прибраться», и энергия, вместо того чтобы сформироваться в след, стянется в этот сосуд. Эйлин задумчиво поджала губы, потерла подбородок и сделала заметку в своих записях. Я же наблюдала, как пузатый горшочек продолжает плыть меж студентов. – Профессор Фармон. – Моя одногруппница, имя которой я пока не удосужилась запомнить, подняла руку. Когда преподаватель подбадривающе кивнул, девушка встала из-за парты и спросила: – Но разве найденный амнезис не станет самой главной уликой? Ведь если его вскроют… – Ничего не обнаружат, – закончил старик в унисон моим мыслям, а затем добавил: – Амнезис обезличивает магию. К тому же, выполнив свою миссию, он разрушается. Профессор быстро призвал артефакт обратно к себе и наполнил его магией. Когда преподаватель закончил, сосуд обратился в горку пыли. По аудитории прокатились удивленные охи, а у меня свело скулы от такой расточительности. Уверена, эта штучка не из дешевых! Оставшуюся часть занятия профессор Фармон, полностью завладевший вниманием студентов, рассказывал о базовых артефактах. Усилители магической энергии целиком заняли вторую половину пары, которую я просидела как на иголках. Опять не давали покоя слова отца о моем собственном артефакте. Точнее, что он таковым не является. До самого звона колокола, говорящего о конце занятия, сжимала свой кулон в кулаке. То ли чтобы спрятать от чужих глаз и защитить, то ли чтобы укрепить веру – отец ошибся. Я даже хотела окончательно развеять сомнения, подойти с вопросом к профессору Фармону и показать кулон-наконечник. Тем более наш артефактор – один из самых доброжелательных и приятных людей среди преподавателей. Я почти решилась, но в самый последний момент, уже подходя к кафедре, резко потупила взор и зашагала в сторону двери. – Я тоже нервничаю, – заметила мое состояние Эйлин и мягко улыбнулась. Черный форменный ураган студентов несся мимо, стекаясь в единый мощный поток. Темераты темной рекой заполонили лестницы и коридоры, а у меня от этого зрелища по хребту пробежали иголки. Как же нас много… Ужасно много. – Не нервничай, – наставительно произнесла я единственное, что пришло в голову, забитую совершенно иными мыслями. Но вместо того чтобы обидеться, Эйлин прыснула со смеху: – У тебя талант успокаивать людей. Я развела руками и виновато потерла затылок: – Извини. Просто до сих пор не могу поверить, что профессор Фармон уничтожил тот артефакт, – соврала тут же и покачала головой, прикидывая, сколько золота педагог пустил на ветер всего за одно занятие. – Это же огромные деньги! – Зато мы точно запомним его предмет! Я ухмыльнулась такому заверению, но все же согласилась с соседкой. Но стоило нам умолкнуть, Эйлин быстро сникла, а на лестничном пролете и вовсе замерла в раздумьях. – Что такое? – Я осторожно коснулась ее локтя и отвела соседку в сторону. Болезненный укол совести растекся жаром по телу, а мысли стыдливо забурлили. Эйлин ведь еще у кабинета поделилась, что ее что-то беспокоит! А я эгоистично проигнорировала ее слова и в очередной раз замкнулась. – Ты будешь смеяться, – неловко начала она и коснулась тонкими пальцами камушка на подвеске. Прежде чем Эйлин зажала его в ладони, я успела заметить, что артефакт стал темно-розовым. Для меня такой цвет камня – предел мечтаний. Для Эйлин же – что-то из ряда вон. Молчание подруги, а именно таковой я уже считала Эйлин, угнетало. Она мялась, кусала губы и стыдливо прикрывала лицо, вжимаясь в тень портьеры, за которую я ее затянула, чтобы не приковывать внимание других учеников. Каждую секунду, что Эйлин пыталась подобрать слова, мне становилось все страшнее. – В общем, – наконец вымолвила она, когда нагнетать тревогу было уже некуда, – я волнуюсь из-за бала. Волна облегчения рухнула на меня с такой силой, что я чуть не свалилась с ног. Шумно выдохнула, прогнав по сухим губам прохладный воздух, и приложила руку к груди, в которой бешено колотилось сердце. – Я думала, случилось что-то страшное! – с ноткой осуждения выпалила я и прислонилась плечом к стене. – У тебя даже камень потемнел, ты в курсе? Эйлин виновато пожала узкими плечиками и покачала головой. – Я сама себя осуждаю, Аста. Вокруг творится такое… – Она тут же прикусила губу и горько прикрыла глаза. Однако подруга быстро взяла себя в руки и закончила: – А я думаю о танцах. – Что? – Я не поверила ушам. Эйлин уставилась на меня страшными глазами и развела руками. – Я тоже не в восторге, – смущенно уронила она и сникла. Ссутулилась, обхватила себя тонкими веточками рук. Даже веснушки на ее лице, казалось, стали бледнее. – А я собиралась уже успокаивать, – нервно хохотнула я. – Тебя-то в связку не поставят, переживать не о чем. Бал ничего не изменит в твоей жизни. – Ошибаешься! – простонала Эйлин, и мне даже почудилось, что она хлюпнула носом. Я удивленно уставилась на подругу во все глаза, ожидая пояснений. – Аста, что, если найти лекарство так и не удастся? Что, если нам осталось жить не больше нескольких лун? – Тоска и скорбь по самой себе просочились в ее голос хрипотцой. Эйлин говорила шепотом, но слова звучали оглушительно громко. Слышать такое от нее было страшно. И ужасно больно. – Выход есть всегда, – заговорила я ее же словами. – К тому же ты хорошо держишься. У тебя отличный самоконтроль. О том, что ты темерата, напоминают лишь глаза. У тебя нет ни приступов, ни кошмаров… Кто знает, может, и так можно жить долго и счастливо? Мы с Эйлин будто поменялись ролями. Обычно я впадаю в уныние, а она всеми силами вытаскивает меня из него. Но сейчас грусть топила ее с головой, а во взгляде сквозил туман мрачных мыслей. – А если нет? – снова уронила она и, немного помолчав, призналась: – Я хочу влюбиться. Хочу понять, каково это – греться чувствами, трепетать от прикосновений и таять от взглядов. Хочу посвятить кому-то часть своей души, пока у меня есть на нее права. Пока я не стала монстром. Одержимым, не помнящим себя. С каждым словом она говорила все громче, дрожала заметнее и все меньше контролировала чувства. Я впервые увидела Тьму, сгущающуюся вокруг Эйлин. Скверна тенями окутывала тело, кандалами вилась у запястий, разрасталась вуалью ночи. – Ты исцелишься. Все будет хорошо, – не особо искренне попыталась успокоить я, но Эйлин убито покачала головой. – А если нет? Если эта академия – последний шанс на человеческие чувства? И этот бал… – Тогда нам нужно подобрать тебе просто сногсшибательное платье! Парни будут выстраиваться в очередь, лишь бы потанцевать с тобой, – ляпнула я первое, что пришло в голову, лишь бы оборвать ужасающую цепочку мыслей подруги. Она тут же умолкла и внимательно уставилась на меня. Путы Тьмы вокруг Эйлин никуда не исчезли, но они вдруг перестали расти и будто онемели. Я позволила себе облегченно выдохнуть, но подруга отозвалась замогильным голосом: – У меня нет денег. А бал уже завтра и… – У меня есть, – честно заверила я, а в ответ получила удивленный немигающий взгляд. – Сегодня в большой зал как раз приехали модистки. Можно примерить и купить, если что-то понравится. – Мне как-то неловко. – Эйлин захлопала пушистыми ресницами и смущенно отвернулась. Я с радостью заметила, что подруга все-таки отвлеклась. Тьма рассеялась, а кулон принял прежний вид. В камне клубился светло-розовый дым. – Не переживай. Меня от этого не убудет. Эйлин все еще ломалась, и тогда я сказала: – Если тебе будет спокойнее, могу и себе тоже что-нибудь купить… Не очень люблю всю эту ерунду с нарядами, но… – Спасибо, Аста! – Эйлин так неожиданно кинулась на меня с объятиями, что я едва удержалась на ногах. – Спасибо! Эйлин порывисто стиснула меня в своих хиленьких ручках, а мне стало невыносимо обидно за нее. Она такая добрая, светлая, чистая… И не заслуживает носить на себе метку Тьмы. Не заслуживает такой жизни. Она должна была стать мастером зелий, выйти замуж и жить в свое удовольствие. Строить карьеру, воспитывать детей… Но вместо этого ей приходится считать последние человеческие дни и искренне мечтать узнать, что такое любовь. Сердце в груди болезненно сжалось, а я, сбросив, наконец, оцепенение, тоже обняла Эйлин. Пусть пока я могу не так много, но хотя бы попытаюсь наполнить жизнь этой девушки яркими красками. И, может, тогда Тьма хотя бы ненадолго рассеется. Глава 8 – Ты волнуешься? – Не знаю. Наверное, нет. – Везет, – хихикнула Эйлин и в очередной раз поправила прическу. Мы стояли в небольшой комнатке перед входом в парадный зал. Помещение предназначалось для того, чтобы, перед тем как появиться на публике, сделать последние штрихи в своем образе. Две стены полностью были заняты зеркалами от пола до потолка. У двух других стояли диванчики с по-кошачьи изогнутыми спинками, а по углам ютились канделябры с незажженными декоративными свечами. Освещалась комнатка, как обычно, магическими сферами, что золотыми рыбками плавали под потолком. Из-за их движения тени то прятались, то нерешительно вытягивались из своих убежищ.