Последние новости об иностранной экспедиции профессора Берга Мария Ханжикова узнала от мужа кузины Любы – тот, как и вся родня Ханжиковых, был железнодорожником и служил в управлении дороги станции Чита. Едва дождавшись брата, ночевавшего в госпитале, Ханжикова вместе с ним отправилась на вокзал. – Маша, я не понимаю – зачем тебе нужен этот Берг? – недоумевал Михаил. – Ты же с ним уже попрощалась! Ну же, сестренка, признавайся! Раньше у нас не было тайн друг от друга, помнишь? – Мне непременно нужно с ним повидаться, – уклонилась от ответа Ханжикова. – И ты должен мне помочь! Бродить по путям нам никто не позволит, а точное местонахождение вагонов Берга знают только в диспетчерский станции. Ты туда и сходишь, ладно? Ты – красный командир, тебе никто не откажет… – Попробую, – пообещал Михаил и оглядел фигуру сестры. – А ты подожди меня в вокзале, не стой на ветру. Вишь как дует нынче – чистая осень! На привокзальной площади брат и сестра разошлись – Михаил отправился искать станционную контору, а Мария застучала каблучками по дощатому дебаркадеру. Распахнув дверь в зал ожидания пассажиров 1 и 2 классов, Ханжикова едва не попятилась от плотных клубов табачного дыма. Зал был полон – люди сидели и лежали на скамейках, на подоконниках и просто на полу. Прикрыв лицо платком, Мария Родионовна высмотрела местечко у немытого окна и тут же попросила нещадно смолящих вонючий самосад мужиков по соседству: – Мужчины, вы бы на улицу курить-то выходили! Гляньте, тут и женщины с ребятишками вашим табаком дышать вынуждены… Нехорошо, право! Мужики-мешочники лениво оглядели Ханжикову с ног до головы, переглянулись. – Ишь, какая нежная! – фыркнул один. – Не ндравится, так сама на улицу выйди! – Нынче у людёв свобода, – поддакнул другой. – Революция все дозволяет! А третий молча выпустил прямо в лицо Марии густую струю дыма. Закашлявшись, Ханжикова сделала шаг назад и едва не наступила на привольно раскинувшуюся на полу фигуру. Фигура завозилась, открыла глаза и тут же обложила женщину отборным матом. Вспыхнув до корней волос, Мария кинулась к дверям, успев на ходу выпалить: – Стоило, конечно, революцию для хамов и скотов делать! Опрометчиво брошенная Ханжиковой фраза не осталась незамеченной. Вслед за ней на дебаркадер тут же выбрался человек в кожаной куртке, перетянутой ремнями, и потребовал предъявить документы. Развернув поданную Марией Родионовной справку[55], он с расстановкой прочел вслух: – «Настоящим Заларинский уездный комитет удостоверяет личность Ханжиковой Марии Родионовой, 42 года, имеющий жительство в с. Залари. Оная гр. Ханжикова земельного надела не имеет…» Хм! – кожаная куртка окинула женщину оценивающим взглядом. – Что-то на сельскую жительницу ты, гражданка, не «машешь»! Одета по-городскому, чисто… Не дворянка часом, а? – Вы будете удивлены, гражданин, но происхождение я имею самое что ни есть пролетарское, – криво улыбнулась Ханжикова. – Мой покойный батюшка почти тридцать лет отработал машинистом на Иркутской железной дороге. – На железной дороге, говоришь? Из Иркутска? Землячка, стало быть? Ну-ка, проверим! Как у нас реку Ушаковку раньше именовали? – Вы что же, официальной справке не верите? А речку Идой называют – и раньше, и сейчас. – Верно, Ида, – кожаная куртка поскребла затылок. – А чего ж ты, гражданочка, имея пролетарского родителя и жительство в губернском центре, в деревню-то подалась? Власть наша не пондравилась? – Были причины… А почему, собственно говоря, вы мне тычете? – Потому что знакомо мне твоё фамилиё, гражданка! В голове вертится, а вспомнить вот не могу. Пошли-ка, разъясним тебя сейчас! – Куда? Я здесь жду… Одного человека, – едва не назвав брата, Ханжикова прикусила язык. – Да и вообще – с какой стати я должна куда-то идти? Не тратя времени на дальнейшие разговоры, особист проворно выхватил из кобуры маузер и грубо развернул женщину. – Шагай, говорю! От начальника вокзала протелефонируем в Госполитохрану сейчас, корешу моему. Он тоже иркутский, и память у него не пример моей. Шагай! В кабинете начальника особист бесцеремонно уселся на край стола и закрутил ручку телефонного аппарата. – Коммутатор? С Сергеевым соедини, барышня… Сергеев? Здорово, это Никонов телефонирует. Слушай, кореш, тебе фамилиё Ханжикова знакома? Да-да, Хан-жи-ко-ва, по Иркутску еще… Ну-ка, ну-ка… Точно помнишь? В розыске была? Покушение на теракт? Понятно… Исчезла, ясное дело. На вокзале всплыла нынче гражданка Ханжикова, да! Сейчас привезу. Швырнув трубку на рычаги, особист зловеще оскалился на Ханжикову: – Вот, оказывается, птичка мне попалась! Дамочка! Недаром я сразу на тебя глаз положил! Террористка, мать твою! В семнадцатом годе в Иркутске едва товарища уполномоченного ВЧК не угробила, сволочь! И в деревне спряталась… А здесь что на вокзале делала? Кого караулила? Потрясенная Мария молчала. – Молчишь? Ну-ну! Погоди, в нашем подвале и мертвяки соловьями разливаются! Шагай, террористка! * * * – Тю-ю, хватились, товарищ командир! – Дежурный диспетчер зашуршал графиками движения, выудил нужный лист и ткнул пальцем. – Сцепка из двух вагонов и двух платформ экспедиции господина Берга была отправлена в составе литерного эшелона американской компании еще вчера. Маршрут – Агинское, Оловянная, Борзя, Хайлар. Время отправления – 23.40. На станции Оловянная, правда, задержка выйдет: там паровоз отцепят и обратно на Читу отправят. А американцам из ремонтного резерва другой «запрягут», поплоше. А в чем дело, товарищ командир? Эшелон отправлен по распоряжению начальника дороги и указанию транспортного департамента правительства… – Ничего не случилось, – заверил Ханжиков. – Повидать товарища профессора хотел, вот и все. Откланявшись, он направился к вокзалу, где уговорился встретиться с сестрой. И тотчас ее увидел: агент Госполитохраны с обнаженным маузером вывел Марию из кабинета начальника вокзала и погнал впереди себя по дебаркадеру. Растерянность Михаила тут же сменилась решимостью. Положив руку на кобуру, он сделал несколько шагов навстречу, но тут встретился с сестрой глазами. Нахмурившись и сжав губы в тонкую линию, она чуть заметно покачала головой, предостерегая брата от опрометчивости. Ханжиков понял, что спешить нельзя и отступил в сторону. Ускорив шаги, он рванул дверь начальника вокзала. Тот, выпроводив страшных посетителей, облегченно вытирал круглую лысину платком. При виде нового визитера начальник вытаращил глаза. – Слышь, любезный, кого это сейчас Госполитохрана отсюда повела? – рявкнул Ханжиков. – Понятия не имею, товарищ командир! – Начальник поднял плечи, да так и замер. – Завел сюда какую-то вполне приличную женщину, потребовал телефон, позвонил в политохрану. Потом стал обзывать ее террористкой… Она якобы кого-то в Иркутске чуть не угробила – и повел ее с собой. Ужас какой-то… Вот, собственно… – Понятно, товарищ! Про то, что здесь услышал – никому, слышишь? Повернувшись, он выскочил из кабинета и устремился вслед за сестрой и ее конвоиром. Тот целенаправленно вел ее к бирже извозчиков. Мысли у Михаила были какими-то обрывистыми и спутанными. Марию опознали, всплыл ее старый иркутский грех… Собственно, никаким ее грехом тот трагический случай не был – но кому и что теперь докажешь?.. Ее начнут допрашивать, могут отправить в Иркутск. Из страшной карательной машины Госполитохраны вырваться невозможно… Спасти Марию можно было лишь одним способом. Отчаянно рисковым. Смертельно опасным… Главным сейчас был вопрос: сказала Мария про него или нет? Михаил ускорил шаги, сейчас он почти бежал… Оглянувшись на своего конвоира в очередной раз, Мария увидела брата. Тот догонял, и нетрудно было догадаться, на что он сейчас решится. Но вокруг люди… Остановившись, Ханжикова решительно заявила: – Мне в дамскую комнату надо, срочно. Ну, до ветру… – Прохватило с перепугу? – усмехнулся конвоир. – Правильно, дамочка! В подвале не так еще прохватит! Направо шагай, вон сортир! Мария и ее конвоир повернули к вокзальной уборной, обсаженной густым кустарником. Сердце Михаила подпрыгнуло: сестра увидела его, все поняла! Она уводит агента в укромное место! – Ступай, дамочка! Да поживее там управляйся! – особист остановился, сунул маузер под мышку и достал мятую коробку папирос. Закурить он не успел: получив удар по голове рукояткой револьвера, он мешком свалился на загаженную землю. – Маша! Ты сказала ему про меня? Прикусив губу, Ханжикова покачала головой. – Ты… Ты убил его? – Пока нет, оглушил только. – Слава богу! Это все я виновата, из-за меня все! – Помолчи, Маша! Значит, когда очухается, по моему следу он не пойдет? – Н-не знаю… Я ничего про тебя не говорила, но моя справка у него. Там наша фамилия, Мишенька! Ханжиков быстро обыскал агента, забрал справку сестры, сунул в карман его служебное удостоверение, поднял и засунул себе под ремень маузер. В заднем кармане брюк особиста нашлась фляжка. Открутив пробку, Михаил щедро полил лицо и одежду агента. – Миша, что ты делаешь? Зачем? Пошли скорей отсюда! – Мандат и оружие оставлять нельзя, сестренка! А так найдут, подумают – пьяный. Пошли скорей! Свистнув извозчика, Михаил велел ему ехать в городской сад – хоть куда, только подальше от вокзала. – Машуня, нам надо убираться из города! Скоро сыскарь очухается, объявит тревогу. Беглая «террористка», ранение сотрудника Госполитохраны – шум поднимется изрядный! Будут облавы на вокзале, в поездах документы станут проверять, – размышлял вслух Михаил. – Мне-то легче: в госпитале отмечусь, и в часть. А вот с тобой что делать? У кузины Любы укрыться? – Не знаю. Миша, а ты узнал про Берга? – Господи, Машенька! Мы с тобой в такое дерьмо вляпались, а ты про Берга своего! Между прочим, это из-за него все началось, сестренка! Не приехала бы сюда его искать – и не напоролась бы на этого сыскаря! – Ханжиков покосился на поникшую сестру. – Уехал твой Берг! Нынче ночью отправили его эшелон… Да, пожалуй, отсидись у кузины Любы недельку! Из дома ни шагу! А потом оденься во что-нибудь попроще, под бабу крестьянскую – и с Богом в свою деревню! Мы с Молчановым в Приморье закончим, и я за тобой приеду. Поглядим, что и как! Поняла, сестренка? – Не пойду я к кузине, Миша, – решительно заговорила Ханжикова. – Фамилию особист наверняка запомнил, меня могут искать у родни. Да и Люба неладное почует, если я, как мышь за веником, прятаться стану. А ежели найдут меня у нее – неприятности для семейства произойдут. Я, Миша, прямо сейчас в локомотивное депо пойду, поищу товарищей батюшки покойного. Его люди уважали… Помнишь, у нас в доме часто поездные бригады ночевали? Укроют, и на паровозе из Читы вывезут. Ханжиков кивнул: – Да, пожалуй, ты права: нечего тут задерживаться! Пока сыскарь очухается, пока тревогу объявят – ты уже далеко будешь! – Он ткнул в спину извозчика. – В локомотивное депо вези, дед! У границы станции, на дощатых мостках через пути, брат с сестрой крепко обнялись. – Выше голову, сестренка! – улыбнулся Михаил. – Свиданка у нас скомканная получилась, ну да ничего! Ты в Иркутске не задерживайся, прямо в Залари поезжай. Там меня дождись меня, ладно? Напрасно не рискуй… Ну, чего ты плачешь, сестренка? Не на всю жизнь расстаемся! Беляков в Приморье разобьем – вот тогда погуляем.