Не ушла ли часть этих денег в канцелярию Приморского генерал-губернатора за организацию прошения о смягчении наказания Семе Блохе и благоприятную резолюцию его высокопревосходительства Гродекова? Рассказывали, что тот бесконечно доверял своим служащим и часто подписывал подготовленные ими бумаги не читая… Но все это были, как говорится, только версии, ничем не подтвержденные. А Сонька и ее сожитель Сема продолжали прежнее свое тихое-мирное житье-бытье. Не дотумкал товарищ прокурор, чтобы тело Махмутки, давно захороненное, откопать, одежку его как следует обыскать, – шепталась потом каторга. И напрасно: верные люди сказывали, что Сонькино это дело! И вторая сережка, якобы Сонькой утерянная, у Махмутки в потайном кармане была, да так и осталась там на веки вечные! Шептались, что Махмутка якобы сразу определил, что предложенная ему сережка хоть и золотая, но не фабричная, топорной работы местных «блинопеков»-фальшивомонетчиков. Но на встречу с Сонькой тем не менее пошел. Зачем – бес его знает. Может, Соньку хотел уличить в обмане и потребовать настоящие драгоценности, в существование которых свято верил? Говорили и о том, что порешил Махмутку закадычный друг-приятель Семы Блохи, некий Митька Червонец. Глава седьмая (июнь 1903 г., п. Корсаковский, о. Сахалин) …Было бы странно, если б инспектор Главного тюремного управления из столицы не воспользовался случаем сойти в посту Корсаковский на берег для хотя бы краткого знакомства с одним из округов места своей будущей службы. Агасфер так и сделал: едва «Ярославль» бросил якорь на рейде, как он заявил о своем намерении попасть на берег. Капитан криво усмехнулся, возражать не стал и лишь заметил: – Извольте, барон! Может, хоть ваше присутствие заставит местных пьяниц заняться делом… Буфетчику же было приказано, тем не менее, накрыть в кают-компании стол человек этак на… Капитан в бинокль глянул на берег, где, возбужденно жестикулируя, прохаживались человек этак 15. Накрыли на два десятка визитеров. Вместе с Агасфером на берег отправились боцман с помощником, старпом и четверо матросов. Спустя каких-нибудь десять минут катер уткнулся носом в пологий песчаный пляж. Матрос скинул с борта сходни, по которым Агасфер и спустился на берег, оказавшись в небольшой толпе «аборигенов» в шинелях самых различных ведомств – от тюремного до медицинского и почтового. Довольно равнодушно глянув на столичное начальство в новеньком мундире ГТУ, «аборигены», не стесняясь в выражениях, накинулись на рулевого матроса: – Ты куда причалил? – Во-о-он же баржа окружного начальника стоит, развернутая уже! – Два часа уже ждем! Животы подвело-с! – Выгрузки недели на две захотел, что ли?! Переждав шквал возмущения, боцман поднял руку, призывая к вниманию: – Господа, вы бы для начала хоть с начальством своим поздоровались, что ли! – с усмешкой упрекнул он, показывая глазами на одинокую фигуру Агасфера. – К вам столичное начальство с ревизией, а вы, словно бакланы, разорались тут! К столу не терпится? Чиновники и служивые разом развернулись к Агасферу, принялись кланяться и представляться: – Извините, ваше высокопревосходительство, не заметили в суете! Помощник окружного начальника надворный советник Солонина! – Желаю здравствовать, ваш-бродь! Исполняющий должность столоначальника Николай Семенович Савельев, чина не имеющий! Озвереешь тут, месяцами новых лиц не видя, ваш-бродь, не обессудьте! – Позвольте представиться: коллежский регистратор (и-и-к! Извините, ваш-бродь, съел, должно, что-то не то…) Перелыгин, исполняющий должность секретаря окружного полицейского управления. Представились Агасферу и местный телеграфист, и два участковых смотрителя поселений, и даже почему-то ветеринарный врач. Невольно сделав шаг назад, чтобы вынырнуть из накрывшей его волны разнообразнейших оттенков перегара, Агасфер только тут обратил внимание, что, несмотря на раннее утро, все встречающие катер чиновники с лихвой пьяны. А двое, в том числе секретарь полицейского участка и еще какой-то не представившийся господин пьяны настолько, что еле стоят на ногах. Он отвесил короткий ответный поклон, скороговоркой представился: – Титулярный советник фон Берг, инспектор Главного тюремного управления! Ну, в дальнейшем мы, надеюсь, познакомимся короче. А пока… Господа, я не вижу команды для разгрузки! И где остальные баржи? Это не мое дело, конечно, но я надеялся, что разгрузка доставленного вам груза – а это 16 тысяч пудов, господа! – произойдет так скоро, как это только возможно! – Не извольте беспокоиться, господин инспектор! Мы, досконально зная свои обязанности, не преминем, так сказать… Животы положим, ваше превосходительство! Однако, согласно доброй традиции русского гостеприимства… Запутавшись в витиеватых оборотах, помощник окружного начальника замолчал и, махнув рукой, полез для чего-то на катер, едва не свалившись со сходней. – А баржов… То бишь, извините, баржей… Или барж? Баржей имеем только две по причине того, что плотник, мерзавец, оттяпал себе три пальца и вторую неделю по этому случаю пьет-с! – наябедничал телеграфист. – Так что остатние две баржи не подготовлены-с! Пораженный увиденным, Агасфер беспомощно оглянулся на боцмана и старпома. Оба откровенно усмехались. – Да вы не удивляйтесь, господин инспектор! – успокоил его старпом Казарский. – Картинка знакомая: одичали люди на краешке земли! И насчет разгрузки не беспокойтесь! Мы эту пьяную команду на «Ярославль» доставим, угостим, чтобы под ногами не путались, да и начнем, благословясь, разгрузку силами имеющихся на борту арестантов. Я уже отобрал тех, кто в здешней тюрьме остается – вот пусть и стараются! Я сейчас распоряжусь… Эй, господа, шагом марш в баржу! По пути следования со скамеек не вставать, чтоб не перетопли. Теплов, задний ход! Он забросил на подобравшийся задним ходом к барже катер концы и махнул рукой: пошел! Крикнул напоследок боцману: – Ты их там усади, Степаныч, в кают-компании, и пусть Волович проследит, чтобы в рюмках у них все время было. И чтоб по кораблю не шарашились! Возьми в трюме сорок душ арестантов – списочек у меня каюте – и начинайте разгрузку. С первой баржей 20 душ арестантов отправишь – чтобы тут было кому ящики таскать. И плотника пришли, будь добр. Я хочу, чтобы он остальные баржи поглядел. Если годные – значит, дело быстрее пойдет! Ну, с Богом! Он повернулся к Агасферу: – Ну, а мы с вами, господин барон… – Давайте без этой официальщины, Станислав Иосифович! Господин Берг, или инспектор – будет в самый раз. – Извольте! Господин Берг, если желаете совершить небольшую экскурсию по посту – я к вашим услугам. Поселок небольшой, за час управимся. С чего начнем? Вот справа – острог, рядом лазарет, за ним богадельня и казармы воинской команды. Ну а там, подальше – дома персонала. За холмом – кладбище. – Так если все местное начальство на «Ярославле», кто ж нас пустит? – Хороших людей везде пустят! – засмеялся Казарский. ⁂ Заглянув в местный лазарет, Агасфер был потрясен гнилостным запахом заживо разлагающихся человеческих тел, воплями и возней сумасшедших, снующих и лежащих рядом с умирающими туберкулезниками. Заметив нового человека, больные, еще способные передвигаться, плотно обступили его, жалуясь на грязь, полнейшее отсутствие лечения, тесноту. – Где врач?! – не сдержавшись, он яростно потряс за плечи пьяненького смотрителя лазарета. – Откель здесь врач? – равнодушно ответствовал тот, почесывая шею и грудь, покрытые сыпью самого подозрительного вида. – Пойдет те врач в такую вонишшу! Фершал, вон, таблетки выдает. Кто попросит, конечно, – справедливости ради уточнил он. Богадельню следовало бы лучше назвать местной клоакой, в которой умирающие старики выживали каким-то чудом. Мастерские? Смотритель тюрьмы Бестужев, хлопая глазами, долго не мог понять, о чем его, собственно, спрашивает инспектор. А когда понял, то привел его в тот же лазарет, где в темной комнатушке явно ненормальный человек одну за другой рисовал картины с одним и тем же сюжетом: бравого вида генерал, скачущий на коне с поднятой саблей… – Не падайте духом, господин Берг! – вздохнул старпом, поглядывая на часы и явно торопясь проверить, как идет разгрузка «Ярославля». – Корсаковский округ – это вообще отрезанный от мира ломоть. В Дуэ, насколько помнится, все-таки получше. Ну а сейчас я, с вашего позволения, покину вас. Сходите, если хотите, в телеграфную контору – может, есть какие новости для вас. Во-он, видите, крыша виднеется? Это и есть телеграф. – Позвольте, но я сам видел господина телеграфиста в малопотребном виде, собирающегося на «Ярославль», – запротестовал Агасфер. – Штатный телеграфист, полагаю, и в конторе-то мало бывает, – предположил Казарский. – Но в ней кто-то обязательно должен быть! Скорее всего, какой-нибудь грамотный поселенец. Ну, я пошел, инспектор… Явившегося без особой надежды в телеграфную контору Агасфера ждал сюрприз: контора не только была открыта – заправляла телеграфными делами опрятная женщина с ясными серыми глазами. При виде посетителя в мундире ГТУ она проворно встала, поклонилась и представилась: – Акушерка Мария Федоровна Акорчева, дворянка свободного состояния! Добро пожаловать, господин инспектор. – Здравствуйте, госпожа Акорчева, – поклонился Агасфер. И пошутил: – Вообще-то я шел в телеграфную контору. – А других вакансий в Корсаковском нету, – вздохнула та. – Да и кому рожать-то тут? Вот и пришлось телеграфное дело осваивать. Вы ведь с «Ярославля», ваше превосходительство? Хотите чаю? Проворно собирая на стол, Акорчева за пять минут умудрилась вывалить нежданному гостю все поселковые новости – благо их оказалось немного. Главной для Агасфера была полученная от Семенова телеграфная депеша, в которой его уведомили о принятии норвежцами благоприятного решения. Не дожидаясь получения официальных бумаг от будущих компаньонов, те уже начали готовить к отправке оборудование для рыбоконсервного завода – с тем, чтобы на Сахалине успели получить большую его часть до конца нынешней навигации. Агасфер не сомневался в том, что тут свою роль сыграла японская разведка, проявившая явную заинтересованность в консервном деле. Прощаясь с акушеркой-телеграфисткой, он поинтересовался: – Мария Федоровна, я слыхал, здесь в посту одно время и знаменитость европейская жительство имела. Верно? – Верно. Я, как вы, можете догадаться, господин инспектор, с ней дружбу не водила, но видеть видела. И слышала много о ней. Она сразу, как на поселение вышла в Тымовском, перебралась сюда. Что-то вроде кафешантана открыла здесь, игорный дом с разрешения генерал-губернатора, квасное производство организовала. – Квасное? – удивился Агасфер. – Судя по местным чинам тюремной и воинской администрации, с коими мне удалось тут познакомиться, квас – это последний напиток, который их в этой жизни интересует. Да и населения тут гораздо меньше, чем в Дуэ и Александровске – кому ж тут кафешантан понадобился? – Ну, насчет кваса вы в точку попали, господин инспектор, – усмехнулась Акорчева. – Но у Соньки и водочкой всегда разжиться можно было. А вот насчет безлюдья вы не правы. Это сейчас здесь тихо – а как сельдь пойдет, промыслы оживают! У одних японцев здесь до сотни летних станов, на три-четыре тысячи душ население поста в сезон увеличивается[63]. Месяца три тут так «весело», что хоть из дома не выходи! – Любопытно все ж… С паспортом поселенки Сонька сразу же могла с Сахалина уехать – а не уезжала. Почему, как полагаете? – Всякое люди говорят, – уклончиво ответила Акорчева. – И в Приморье ей не пожилось – опять на Сахалин вернулась, – словно размышляя вслух, допытывался Агасфер. – Всякое люди говорят, – повторила женщина, у которой при упоминании о Соньке Золотой Ручке враз испортилось настроение. – Чаю еще хотите? Больше в Корсаковском Агасферу делать было решительно нечего. Вернувшись со вторым катером на «Ярославль», он прокрался мимо шумного сборища «аборигенов», плотно оккупировавших кают-компанию, и заперся в своей каюте.