— С удостоверения ОБХСС, — подумав, решил я. Коль нормальной тихой жизни у меня нет и скорее всего не будет, не так уж мне и срочно нужен паспорт. А корочки ОБХСС на ближайшую перспективу станут моим главным инструментом. Пока не надоест доить работников торговли. Или пока они поголовно не перевоспитаются и не станут честными. Но это вряд ли случится до второго пришествия Христа, а надоест мне быстро. Не люблю однообразие и скучную рутину, я из-за неё и в следаки не пошёл в своё время. Бумаги, бумажки, бумажечки. Ненавижу. Ещё в общепит надо наведаться, советский общепит — это отдельная страница в истории уголовного беспредела. А удостоверение п/я номер, ну допустим КВ-780205, это задел на будущее. И пусть в названии зашифрованы мои реальные данные — фамилия, имя и дата рождения, об этом никто и никогда не узнает, а мне приятно. Совершенно секретное предприятие имени меня. Знаю я одну историю, когда человек с таким удостоверением нагнул пару областей и был вхож к генералам и начальникам войсковых подразделений. Да что там, у него личный автомобиль в ведомственном гараже УВД стоял. Размах деятельности был колоссальный. Так вот я его собираюсь переплюнуть, так что через пять лет, или в каком там году он вершил свои дела, у него не будет шансов. Я уж постараюсь, чтобы последователей у меня не было. Когда я получу это удостоверение — найду и уничтожу всех, кто прямо или косвенно приложил свои грязные руки к моей гибели. Торопиться мне некуда, они же не подозревают, что их ждёт, так что я каждому успею подложить персональную свинью. Месть — холодное блюдо? В моём случае оно ещё и долгоиграющее. Сорок лет буду наслаждаться эффектом. — Хорошо. Пошли сейчас сделаем фотографию. Мастеру заплатишь отдельно. Как только будет готово, наберу Бориса. — И когда будет готово? — Дня через три-четыре. Фотография не может быть моментальной, фотографу надо сначала плёнку доснимать, проявить, закрепить, просушить. Потом напечатать. Тут сама технология требует времени. Да и очередь у него. — А может к другому сходить, где быстро делают? — предложил Борис. — Ну если твой друг согласен засветиться в ателье, но на здоровье. — Володя прав. Милиция первым делом в ателье справки наводит. Негативы у них долго сохраняются. Я и сам сколько раз по городским фотографам бегал, искал на снимках нужную информацию. — А ваш мастер надёжный человек? — Наш фотограф будет нем как рыба. Негативы сразу уничтожаются, никаких следов. — Хорошо, идём к фотографу. — Минутку, — схватился Володя за телефон, который извлёк из тумбочки стола. Покрутил диск, коротко спросил: — Ты свободен? Сейчас подойдём. Мы прошли до конца коридора, который перегораживала старая, обитая листом железа дверь. Коридор по ту сторону двери был освещён ещё хуже, и казался какими-то средневековыми подземельями. Потом мы прошли ещё в одну дверь, и за ней вернулись в цивилизацию. — Ничего себе у вас катакомбы, — заметил я. — Очень удобно, когда надо провести клиента незаметно. — А отсюда есть ещё выходы? — А тебе зачем? — Так, на всякий случай, вдруг пригодится. — Если настанет такой случай, этот адрес вообще забудь, — буркнул Володя. — Ясно? — Понял, не дурак. Дружба дружбой, а табачок врозь. — Никакой дружбы. Ты мне платишь за услуги, я работаю. — Окей. Мы оказались в цоколе помещения, где уже теплилась жизнь — ходили люди, на дверях появились разные вывески — парикмахерская, ювелирная мастерская, ателье. — Володя, опять у тебя закрыто, люди приходят жаловаться. Вот соберём комиссию, и нагрянем с проверкой. Если застукаем в нетрезвом виде или употребляющим в компании, — кивнула на нас тётка, разительно похожая на управдома в исполнении Нонны Мордюковой. — Уволят тебя по статье, и поделом. Если нагрянет проверка и обыщет Володину кондейку, там увольнением дело не кончится. А он мне ещё документы не сделал. — Лейтенант Петров, уголовный розыск, — шагнул я вперёд. — Гражданочка, попрошу не мешать следствию. Владимир оказывает нам помощь, и уже предоставил ценные сведения. Позже мы оформим справку и благодарственное письмо от Управления Внутренних дел. Простите, мы спешим. — Уже пришли, это находится здесь, — приосанившись, прошествовал Володя до нужных дверей. — У нашего фотографа фотографическая память, прошу прощения за тавтологию. Он всех клиентов помнит. — Гражданка, просьба к вам. Проследите, пожалуйста, чтобы никто не вошёл, пока мы проводим розыскные мероприятия, — дал я важное поручение «Мордюковой». — Да-да, конечно, — с готовностью подхватила она знамя, а мы наконец вошли к фотографу. — Спасибо, что вмешался, — немедленно развернулся ко мне Володя. — Не за что. Что ж ты за сапожник без сапог? Давно бы себе наделал нужных документов, чтобы никто не вязался. Сверкнул разок удостоверением КГБ, и они сами за тебя будут бутылки принимать, когда ты своими делами занят. Смотрит. Всё ясно с ним. Документы он делать умеет, а пользоваться ими не умеет. — Вы о чём? — выглянул на звук средней потрёпанности мужик с лохматой бородой. Вот почему творческие личности всегда выпендриваются со своей внешностью? Ну не могут они выглядеть как все люди, обязательно надо то покраситься в вырвиглазный цвет, то беретку напялить или шарфик повязать. Знаю одного отставного подполковника из ГУФСИН, который после выхода на пенсию пошёл работать, прости господи, в музей. Пока служил, был нормальный мужик, как переквалифицировался — начал щеголять в шарфике. Мы как-то к нему на экскурсию пришли по разнарядке всем управлением, а он в шарфике. В седой бороде и узком шарфике в полоску. Кстати, о бороде, надо станок купить и копеечные лезвия. Побриться бы. Никогда не понимал этих новомодных выкрутасов с плавающими головками, тройными лезвиями, полосками с якобы кремом. И с вот таким ценником. Запасусь лезвиями «Спутник» на всю жизнь, и буду на пенсии приторговывать. Уверен, покупатели найдутся. В общем, фотограф Коля был с претензией на великого творца, повертел меня на свету, сказал, что надо переодеться, для чего добыл из шкафа пиджак и белый воротничок. На жёстком каркасе и с пуговичками для пристёгивания к рубахе. Я такие только в том самом музее и видел. — Зачем это? — резонно поинтересовался я. — На снимке мундир должен быть по ведомству и погоны. — Всё будет, — успокоил он меня. — Это для правильного рефлекса. Ну, чтобы тени на лице правильно лежали. Эстет хренов. Какой к чёрту рефлекс на чёрно-белом снимке размером два на три? Но спорить с профессионалом в процессе работы гиблое дело. Пришлось пялить на себя шмотки. Потом он долго усаживал меня и, хотя свет был выставлен, что-то двигал, целился через объектив и недовольно качал головой. — Ну что не так? — устал я сидеть под этими софитами. Как на допросе в КГБ. — Понимаете, лицо у вас получается невыразительное. Вот пока вы двигаетесь, говорите, улыбаетесь, от вас исходит что-то такое… уверенность, харизма. А поймать никак не могу. О, он знает про харизму? Респект чуваку. Но нудный до смерти. — Снимайте, как есть. Мне не нужно запоминающееся фото, скорее наоборот. — Ну хорошо, хорошо, — согласился он, а сам ещё минут пять что-то выцеливал. Наконец волшебная птичка вылетела, с меня содрали пятёрку и отпустили восвояси. — А почему так дорого? — спросил наивный Боря. — Потому что, — пояснил я и вытолкал его из помещения. Нам этот бородатый фотограф сейчас ещё полчаса будет рассказывать, из чего складывается цена его труда. Пятёрка так пятёрка. Мы вернулись к Володе, где обсудили разные тонкости: в каком месте Союза выданы документы, где меня прописать, военную обязанность и прочую незначительную на первый взгляд, но важную информацию. Ведь если я окажусь сотрудником ОБХСС какой-нибудь Вологды, а тыкать им буду по городам и весям в Сибири, это само по себе вызовет вопросы. Поэтому родился я на Кавказе, служил срочку в Прибалтике, а прописку нарисовать решили у Борьки. — Да ты не волнуйся, это же понарошку. Хоть у Ленина в Мавзолее напиши, претендовать на жилплощадь не выйдет. Кстати, это идея. — Какая? — живо заинтересовался Борька, которому было скучно, но он не уходил. — Да так, ещё покрутить надо. Может забавно получиться. В общем, будь спокоен, если мне понадобится собственное жильё, я им обзаведусь без особых затруднений. Твои хоромы крутые, но уборку делать в них задолбаешься. А уборщицу я к себе в дом никогда не запущу. Наконец, мы согласовали все детали, я оставил задаток в размере полтинника, и мы вышли на свободу. Полдня провозились в этих катакомбах, аж глаза на свету режет с непривычки. — Куда теперь? — Обед. Я так проголодался, будто вагон угля разгрузил. А потом по магазинам пройдёмся. Надо бы хоть что-то купить, а то я гол как сокол. Стыдно в люди выйти. В столовую не хотелось. Душа просила праздника, хотя праздники будут завтра и послезавтра, а потом и на девятое число. — Идём в ресторан, — решил я. Днём там должно быть свободно, это вечером можно и не попасть. Но случилась заминка. — Молодые люди, вы одеты неподобающе, — остановил нас швейцар на входе. Опаньки! Это чё за буржуйская морда тут вякает? — Как ты сказал, батя? Ну-ка повтори! — пошёл я на него. — Это с каких пор в стране Советов трудовому человеку хода нет в заведение общепита? Неси жалобную книгу, запишем твою точку зрения, а потом пойдём в народный контроль. Мы проголодались, но справедливости ради потерпим, правда, Боря? — Угу, — кивнул Боря, поправляя очочки. — Совсем распоясались. — Вот-вот. Боря, у тебя сейчас документ выпадет, — сунул я руку к другу в карман, «заправляя» красные корочки. Дед, который ещё колебался, отступил. — Проходите, но комплексных обедов у нас нет. — Да не боись, отец, — подобрел я и сунул ему в карман трёшку. — Мы не за комплексом. Тащи меню, какое у вас самое вкусное фирменное блюдо?