Ну так вот – судя по прочитанной мной информации, сексуальные нравы в этом издательстве были еще те. Парой слов можно охарактеризовать это: «Все спят со всеми!» И это смешно, потому что один из трех партнеров издательства – гомосексуалист. Правда, по той же информации, проживший со своим партнером до самой смерти. Журналист – мужик лет пятидесяти (а может, и моложе, только помятый какой-то), обрюзгший, его совсем не украшали слезящиеся глаза с красными прожилками и унылый картофелеобразный нос. Кто он такой, где работает – я не расслышал, а переспрашивать не стал. Какая мне разница, в какой информационной штатовской помойке он работает? Директор издательства тоже был здесь. Исайкин. Высокий, худой мужик с узкой, но цепкой ладонью. Когда мы поздоровались, он наклонился ко мне и тихо шепнул: – Не переживай. Думаю, все будет нормально! Я тоже думал, что все будет нормально, но отвечать не стал, только кивнул. Мы расселись за столом – я в центре, по бокам переводчик, Махров, Исайкин. Напротив нас – Страус, Пегги Миллер и журналист, имени которого я не расслышал. А может, и не называли. – По русскому обычаю, прежде чем начать разговаривать, нужно поесть и попить. Так что предлагаю пока перекусить чем бог послал, и затем уже мы сможем обсудить наши дела. Как вам такое предложение? Это Махров, взявший на себя обязанности тамады. Что, в общем-то, и понятно – не унылому же Исайкину витийствовать за столом? Журналист наклонился к Страусу и что-то ему зашептал. Переводил, точно! Значит, хорошо знает русский язык. Старый волк… небось вскормлен на базах ЦРУ, шпионская твоя морда! Ну – типичный шпионяка, зуб даю! Впрочем – не знаю, где я их видел-то, шпионов, чтобы сказать, какие они бывают. В кино? Три «ха-ха!». Разговор начался как-то сразу, едва только начали поглощать салаты, но только не о литературе и, в частности, о моей книге, а вообще. Или, вернее, обо мне. Страус что-то сказал своему переводчику, и тот на чистом русском языке обратился ко мне: – Скажите, господин Карпов, вы не бывший военный? Или спортсмен? Занимаетесь ли каким-нибудь видом спорта? – Военный я или нет – не знаю! – ответил я на чистейшем английском, который знал довольно-таки неплохо. И в школе учил как следует, и в учебке изучал на предмет допроса потенциального врага. А потом пытался изучить его в совершенстве – хотел слушать книги на английском, а еще – попробовать перевести свои книги. Увы, скоро понял, что как от переводчика от меня толка никакого. Чтобы качественно перевести книгу на какой-то язык, надо быть с детства носителем двух языков – и того, на котором написана книга, и того, на который переводишь. Иначе получится дрянь дрянная, и никто твой опус читать не станет. Переводчик, Махров и директор издательства вытаращились на меня так, будто из моего живота полез Чужой. На аглицком разговаривает! Да как же так?! Представляю, что доложит мой куратор… Что я – подозрительная личность! – О! Да вы неплохо говорите по-английски! – обрадовался Страус. – Отлично! Можно разговаривать свободно, без посредников. Итак, вы не могли бы рассказать вашу историю? Кто вы? Откуда? И когда занялись написанием фантастических романов? – Как уже рассказывал мой коллега, – я кивнул на Махрова, который слушал переводчика, негромко переводившего наш со Страусом разговор, – я не знаю, кто я такой. Мое имя мне подобрал врач в психиатрической лечебнице, в которую меня и привезли, после того как милиционеры обнаружили меня на дороге совершенно обнаженного и не понимающего, что со мной случилось. Я не помню себя, не помню, откуда я взялся, где жил, кем работал. Что касается спорта – видимо, ранее я занимался атлетическими видами спорта. – Это видно! – с удовольствием кивнул Страус, которому беседа явно нравилась. – Я тоже занимаюсь спортом, теннисом. Вы хорошо выглядите, и я бы никогда не дал вам больше сорока лет! А то и тридцати пяти! Если убрать седину – тридцать пять, не больше! Если вы покрасите волосы, то вполне сойдете за тридцатилетнего. Так, Пегги? Он обернулся к женщине, та с легкой улыбкой осмотрела меня (ту часть, что возвышалась над столом), облизнула губы розовым язычком и глубоким грудным голосом, неожиданным для стройной и невысокой фигуры, сказала: – Да-а… в высшей степени брутальный мужчина! И седина ему к лицу. Но если покрасит волосы – будет выглядеть совсем молодым! Настоящий мужчина. Вероятно, ты нравишься женщинам, Майкл? Мое имя она произнесла на английский манер, но я не протестовал: – Дорогая Пегги… нужно спрашивать у тебя, нравлюсь ли я женщинам. Откуда мне знать? Она широко улыбнулась, еще раз осмотрела меня, чуть прищурив глаза, и, медленно кивая, сообщила: – Да, нравишься. Вон какие крепкие руки, все в венах, сильные, наверное! Такими руками как сожмешь… женщина и растает! – Пегги, Пегги! Что ты! При начальнике соблазнять автора?! Как тебе не стыдно?! – Страус нарочито притворно помотал головой и вдруг расхохотался. – Да, Майкл, с первой встречи покорить мою Пегги – это надо уметь! Она даже раскраснелась – вот ведь как ты ее возбудил! Но тсс… я понимаю, ты тут со своими спутниками, и тебе такие разговоры вести неловко. В английском языке нет обращения на «вы», потому разговор мне казался очень уж… невежливым, что ли. В моей прежней жизни я терпеть не мог, когда люди младше меня, незнакомые мне, начинали «тыкать» и обращаться со мной неуважительно. Но это не тот случай, у американцев все гораздо проще. И это даже хорошо. Страус сразу просек, кто такой мой переводчик, и в этом нет ничего удивительного. Не дурак же он, в самом деле. Тем более если печатает Солженицына. – Скажи, Майкл, а как тебе пришло в голову написать роман? Ты долго вынашивал план написания? У тебя был готовый сюжет? Я слышал, ты пишешь – как из пулемета строчишь. Как так у тебя получается? Не поделишься секретом? Или ты писал, а рукописи складывал в стол? Тогда зачем ты их складывал? Не издавал? Я задумался. А что ответить? Что у меня ящик с рукописями, которые я время от времени достаю и отдаю в издательство? Что еще я могу сказать? – Знаешь, Роджер… один наш русский писатель сказал: когда я пишу, ощущение такое, будто моей рукой кто-то водит по бумаге. Дьявол это или бог – неизвестно. Но… вот так. Так же и я – сажусь писать, и в голове у меня рождаются слова, и эти слова я переношу на бумагу. Получается быстро? Ну и слава Господу, что быстро! – Ты верующий, Майкл? – быстро спросил Страус, покосившись на моих спутников. – Это интимный вопрос, можно я не буду на него отвечать? Я незаметно подмигнул Страусу, и тот чуть кивнул – мол, понял! – Конечно, конечно! Прости, что спросил! Вероятно, ты слышал про наше издательство. Мы издаем не только наших, англоязычных, писателей, но и ваших, русских. Кстати, скажи, как ты относишься к творчеству вашего писателя Солженицына? Ты же в курсе, что ему в октябре этого года дали Нобелевскую премию? О-о… я просто физически почувствовал, как напрягся, окаменел переводчик! Как замерли мои издатели! Вот это вопросец! Ну да ладно… где наша не пропадала! Держись, Исаич, щас я тебе наваляю пилюлей! – К Солженицыну или к его произведениям? – Хм… интересно! И то, и другое! – Страус довольно осклабился. – Похоже, что тебе не очень нравится твой коллега! – Это мягко сказано – не нравится. Я считаю его негодяем. Когда Солженицын сидел в лагере, он служил осведомителем у лагерной администрации. Я не знаю, считается ли это предосудительным у американцев, я не очень знаком с вашим менталитетом, но у нас быть осведомителем – это большой грех. А кроме того, есть такая информация, что его лучшие романы – «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор» написал не он. Другой писатель, имени которого я не знаю. Все остальное у Солженицына обыкновенная графоманщина, глупость! – А в чем, вы считаете, глупость? – вмешался журналист, который с нескрываемым интересом прислушивался к нашей беседе. Теперь он не был похож на сонную морскую свинку, передо мной сидел хищник, акула пера, и эта акула кружила вокруг меня, с каждым кругом сокращая расстояние перед атакой. – Что, разве не было сталинских репрессий? Разве не уничтожали инакомыслящих? Разве перед войной не расстреляли лучших военачальников? В результате чего страна понесла гигантские потери! И едва-едва выиграла войну! С нашей помощью! Ах ты ж сука… вон как завернул! «Едва выиграла»! «С наше

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.