- Брно, по-немецки Брюнн – крупный город в Чехословакии, «пулеметный город»… Серебров покружился вокруг «Бутырского», позволяя оценить размеры волькенратцера. - Вот там, на половину десятого, блестит пруд, а ближе к 11 видны купола, похожие на стрекозиные глаза, это Тимирязевская академия. Если верить газетам, то в ближайшее время она станет абсолютным монополистом в деле выведения новых сортов растений. - А что это за ярко-красный баллон на час? - Это как раз наш пункт назначения, «круг». Оборотом вокруг него мы войдем в коридор север-юг и сможем зайти на Малый Центральный. Под нами, кстати, Савеловский вокзал, один из немногих оставшихся в Москве полноценных железнодорожных вокзалов. Под правым крылом у нас авиазавод «Я» - делают легкие истребители и гражданские самолеты. И вот тот ангар ближе к путям - Савеловская радиоярмарка. Место… хм… разностороннее. Между прочим, там можно купить подержанный армейский двухдиапазонный трансивер на элементах Лосева – разница по весу вчетверо, по размерам сами понимаете – раз в шесть, потребляет тоже сущие копейки… Да куда ты прешь-то!.. Перед заходящей на пологий разворот вокруг баллона «стрекозой» скольжением вклинилась ослепительно-синяя, с тремя растопыренными как у слепня «ногами», авиетка, продольный биплан с толкающим винтом. На левом крыле – двойные полосы со звездами, на правом – код RS-995. Ну, понятно, столичный аэроклуб. - Вот, полюбуйтесь, кстати, на почти что земляка… Видите «старз-н-страйпс»? Он из американской колонии, которая расположена к северу от Москвы, на берегу Клязьминского водохранилища. Народ диковатый, но гостеприимный. Обожают форсировать до предела двигатели на своих авиетках и летать «как истребители» на двухстах пятидесяти километрах и не выше полутора тысяч. Хорошо хоть парашюты берут – хотя чаще успевают спланировать. Если есть желание – слетайте, можно написать интересный материал… заодно можете искупаться, вода в Клязьминском великолепная, Московская Ривьера… - Там настоящие «ред ранч»? - Нет, «ред ранч» гораздо южнее, а это просто колония. Картошка-капуста-огурцы и всякое такое. - Если честно, мистер Сильвер, я их не понимаю - В каком плане? - Зачем они удрали из Америки сюда в Россию? - А зачем они удрали в свое время из Голландии, Польши, Германии и Италии в Америку? Где хорошо, там и дом. Раз Америка не оправдала их надежд, они приехали сюда. Отличные ребята, толковые, работящие. Вы бы видели, какой они за три года отгрохали город на Волге – Новорубежск (New Frontierstown). Из ничего создали заводы и теперь делают автомобили и двигатели. - Да, но «права или нет – это моя страна», они же родились в Америке, это был их долг, остаться - Бросьте, неужто вы не учили в школе, как Америка стала их, да и вашей тоже, родиной? Между прочим, я думаю, что ребята в Навахо и Лакота отлично помнят, кто кому родной и что кому должен… Так, нам бы на снижение… Ходынка, я А-18-5, следую на Малый Центральный, прохожу Бутырский вираж, как слышите меня? - Слышим отлично. Ждите еще десять минут, и у вас будет ближайшее «окно». После этого заходите в коридор на Малый центральный, высота 200. - Ууу, мисс, нам еще минимум десять минут нарезать круги вокруг этого шарика… Может, крутнемся вокруг «Марьиной рощи» и посмотрим на Красносельский аэроузел? - Везите, я тут в гостях - Прекрасно… - Серебров покачал крыльями, чтобы предупредить всех, что собирается маневрировать, убрал газ, прижал педаль и отдал штурвал. «Стрекоза» скользнула по косой вниз, вон из круга, затем зарычала, когда пилот снова послал ее в набор высоты курсом на восток. Они шли вдоль «ущелья», образованного стоящими вдоль Сущевского вала корпусами. Это был уже чисто советский архитектурный эксперимент – высотой всего в 20 этажей, дома-кварталы, вытянувшиеся вдоль всей улицы, с садами и павильонами на крышах и зелеными парками-дворами. Он дал правый вираж в районе Балтийского вокзала. - Вот та «пружина» прямо перед нами - это железнодорожная и автоэстакада к Красносельскому шпилю. Сейчас подойдем поближе, будет гораздо интереснее. Выглядит впечатляюще, да и к шпилю волькенратцера сподручнее стыковаться, чем спускаться на землю. Здание нежилое, в нем Совет Транспорта, и диспетчерские всего Красносельского транспортного узла… Взлетно-посадочная полоса вытянулась строго на северо-восток, вдоль поблескивающих на солнце рельсов Ярославской дороги. Вторая полоса, покороче, лежала асимметричным крестом, с севера на юг. В размахе – длинная водная полоса и небольшая гавань для гидропланов, питающиеся из ключей бывшего Красного пруда. Рабочий день: на рулежных дорожках очередь из транспортных самолетов, над аэродромом садящиеся и взлетающие машины. Вдоль Краснопрудного проспекта стояли такие же двадцатиэтажные дома-кварталы, у одного на крыше – взлетная палуба для срочных служб. Серебров пустил машину вниз, как по горке спускаясь по направлению к вытянувшемуся ввысь зданию Красносельского шпиля. К увенчанной ферменным «крестом» пандусов верхушке были пристыкованы два дирижабля и, треща винтами, стыковался немецкий тип 96 с желтыми коронами на синих стабилизаторах и черной надписью Sverige. Прижав «шаврушку» поближе к эстакаде, Серебров начал, повторяя ее путь, винтом подниматься вверх. - Смотрите – несколько километров по спирали в обе стороны, а пассажиры – на лифте. Зато вот здесь небольшое депо и краны, которые перегружают контейнеры прямо на подъемные платформы грузовых дирижаблей. Что там на часах? Еще четыре минуты до разрешения на вход в коридор Малого центрального. - Мисс, нам пора возвращаться к баллону. Обещаю настоящую воздушную горку… Серебров отвернул от вокзалов и срезал над Бутырским парком, передвинув обе рукоятки газа почти на полный. Все-таки не истребитель, нет того привычного ощущения вдавливающейся в спину спинки кресла, неторопливый летун. Он поставил машину в медленный, на педалях, разворот, вокруг Бутырского баллона. - Ходынка, я А-18-5, следую на Малый Центральный, встал на Бутырский вираж. Когда будет окно? - Окно открыто, А-18-5, можете заходить в коридор, высота 200 - Понял вас, захожу в коридор… Снова покачав крыльями, «стрекоза» ушла с «круга» и нацелилась на промежуток между оранжевым и зеленым шарами – вход в вираж, завершающийся прямой над Петроградским проспектом и Тверской. - Сложновато тут у редс… На «Гнилом яблоке» в воздухе значительно свободней и все уже сделали как раньше на машинах – со светофорами, правда с районами ожидания в двадцати милях от Эллис-айленда… Серебров пожал плечами: - А вы не попадали в водоворот между Вильнёв-Орли, Ле Бурже и Руасси? Вот там все действительно сложно и царит самый настоящий бардак, французы с 34 года запретили полеты над Парижем. Кстати, как добирались сюда? - Обычным путем – через Квебек, потом подцепилась на британский цеппелин и через Гренландский Проходной Двор и Рейкьявик до Дублина. Ну а там – Ливерпуль, Лондон, Амстердам, Копенгаген, Стокгольм, Хельсинки и Петроград. Раньше за такое медали давали, а теперь это нормальный одиночный рейс… Мы снижаемся? - Да, будем лететь вдоль вот этого проспекта, пока не минуем Страстной, а дальше уже на снижение Самое неприятное место в Москве – район южнее Петровского стадиона. Гигантская бетонная чаша и эстакады в ветреный день создают вокруг себя совершенно непередаваемый очаг разнонаправленных потоков и заход на «Центральный» с Бутырского виража напоминает езду по каменистой дороге на скверно сделанной и скверно смазанной телеге. - Держитесь, сейчас немного потрясет… «Шаврушку» качнуло повело как по стиральной доске, протестующе заныл ветер, намекнув на готовность опрокинуть машину. Вибрация чувствовалась через штурвал и была не то, чтобы опасной – до «качественной» тряски внутри грозового фронта или спутной струи тяжелого самолета она не дотягивала ни по каким параметрам – но просто неприятной. Тряска прекратилась так же резко, как и началась, как только минули стадион. Серебров пропустил под брюхом начало Ходынской эстакады и направил машину в створ Петроградского шоссе, удерживая положенную высоту. Под брюхом в обе стороны ползли разноцветными жуками машины, а между ними иногда проскакивали муравьи – мотоциклы, транспорт эгоистов и фанатов скорости. - Сколько здесь? Сколько здесь в ширину? - Почти пятьсот футов, если мне не изменяет память, два «голиафа» разминутся. По четыре полосы в каждую сторону, и «зеленые полосы» по бокам от трассы. Но тут есть гораздо интереснее штуки – видите? Дом-квартал, а на крыше тоже сады, видите, где фонтан, и вот там – оранжерея. Апельсины, конечно, далеко не калифорнийские, но в январе, говорят, тоже очень даже ничего... Он следил за светофорами на углах зданий: по направлению к Малому Центральному аэродрому прокатывалась зеленая волна сигналов. Через несколько секунд волькенратцер Страстной, он убрал газ наполовину и начал потихоньку прижимать машину вниз. «Страстной», время выпускать закрылки. - Осторожно, - прошелестел в ушах голос, - моя девочка на закрылках прет вверх как сумасшедшая, а на полностью открытых быстро теряет скорость. Сбросьте до ста миль и тогда открывайте наполовину. Оставив закрылки на первом делении, Серебров чуть поддал газу. Нормально, скорость сто девяносто, высота сто. Впереди уже отчетливо видны первая и вторая Никольские башни. Машина от избытка подъемной силы, слегка «ездила» как ледяное яйцо по зеркалу с крыла на крыло. Так, шасси, качаем гидравлику, обе лампочки на зеленый, справа-слева. Газ на треть, закрылки побольше, теперь на четверть. Сто шестьдесят… сто сорок… Планируя и тихо стрекоча двигателями, «шаврушка» проскользнула мимо стоянки самолетов на Манежной, мимо двугорбого фасада новой гостиницы «Москва», над полукругом гравийной отсыпки, и, как шайба в пустые ворота, влетела на Малый Центральный, коснувшись передними колесами бетона точно на белой линии, будто садилась на авианосец. - Вау, три точки! - Три точки, мисс… Серебров поджал тормоз – пискнули колодки, самолет слегка завилял. Слева выскочил желто-черный полосатый АМЗ с мигающим транспарантом «Suivez-moi!». Газ на треть, убрать закрылки, отжать тормоза и самолет покатился за парковщиком на площадку, налево, по большой дуге. Едва они въехали на стоянку возле Манежа, над ними с рокотом пошел на посадку транспортный АНТ, на мгновение закрывший солнце. Заняв положенное место на парковке рядом с Манежем, Серебров заглушил оба двигателя и, отжав предохранители, сложил крылья. - Готово, мы на Малом Центральном. Его спутница повесила наушники на штурвал, подтянулась на локтях и махом перебросила ноги через борт, миг – и она уже на земле, приглаживая руками юбку. - Ну, вон тот ангар и есть Bolshoi? - Нет, это Manezh. Театр находится в той стороне, за вот этим большим зданием с двумя башнями, это Moscow Hotel. Не сильно торопясь, подошел водитель парковщика. Серебров вылез из кабины и протянул членский билет Профсоюза: - Машина временно под моим командованием… Внесите пошлину в счет Профсоюза - Когда рассчитываете улететь? Серебров хмыкнул. Интересный вопрос… - Вам хватит пяти часов? - Наверное. Пошатаюсь по городу, если будет время, а вы покажете, где Bolshoi. Минуту… Она полезла в грузовой отсек и вытащила оттуда сумочку, белые летние перчатки и AutoMAG – мечту любого журналиста, германский фотоаппарат с быстросменными катушками и полууниверсальной просветленной оптикой. - Вот теперь хватит. Идем